|
— Тут уж не выдержал я, — продолжил он, — и вскинул ружье, чтобы всыпать порцию дроби в их мерзкие задницы. К сожалению, Беллинсгаузен резким окриком остановил меня, — Андрей Петрович тяжко вздохнул. — Он был моим ближайшим другом, и я бы мог, мягко говоря, наплевать на его запрет. Но он являлся начальником экспедиции, и я не имел права своим поступком подорвать его авторитет… На счастье, в это время между яликом и косой пролетала пара бакланов, вспугнутых, видимо, бушевавшим на берегу лесным пожаром, и я, не опуская ружья, выстрелил в них. Один из бакланов, опустил вниз перебитое крыло и, описав дугу, плюхнулся в воду.
Федор Федорович, остро переживая рассказ ученого, бурно захлопал в ладоши. — Этим удачным выстрелом вы, Андрей Петрович, спасли честь россиян! — возбужденно воскликнул он. Ученый сдержанно сделал полупоклон в его сторону. — А то тоже мне, женщины с голыми задницами! — эмоционально возмутился лейтенант. — Мерзость какая-то. Жаль, что вы не показали им, где раки зимуют! — Вот как раз об этом и говорил лейтенант Торсон, — заметил Андрей Петрович. — Уже на шлюпе и, разумеется, тет-а-тет, я, особо не выбирая выражений, высказал Фаддею Фаддеевичу все, что думал о его поведении во время инцидента, — улыбнулся Андрей Петрович, и слушатели понимающе закивали головами. — Во-первых, он позволил туземцам считать, что белые люди, в том числе русские, трусливы и беспомощны. А во-вторых, не только я, но и офицеры шлюпа упрекали его в бездействии. Одним словом, он потерял моральный авторитет. Фердинанд Петрович тяжко вздохнул. Уж кто-кто, а он-то прекрасно понимал, что такое моральный авторитет капитана. Конечно, команда будет и далее беспрекословно выполнять его приказы, но соответствующей отдачи капитан уже не получит. Он предположил: — Как мне кажется, Фаддея Фаддеевича сдерживали от применения силы к аборигенам инструкции морского министра, а возможно, и самого государя. — Он как раз и ссылался на них. Я же по занимаемой мною должности был в свое время ознакомлен с ними. Но что такое инструкция?! — повысил голос Андрей Петрович. — Это всего-навсего рекомендация, я бы даже сказал, пожелание общего плана. Но действовать-то капитану приходится в конкретно сложившейся обстановке! Вот вы, Фердинанд Петрович, не оглядываясь на инструкции, приказали корабельной артиллерии незамедлительно открыть огонь по обнаглевшим туземцам. Ведь так?! — Здесь, согласитесь, была несколько иная ситуация, Андрей Петрович, — пытался заступиться за Беллинсгаузена Врангель. — Ведь туземцы первыми напали на членов команды «Кроткого» и стали их убивать. — А вы что, забыли про голые задницы туземкок?! Накась, мол, выкуси! — Андрей Петрович встал из кресла и заходил по каюте. Затем, несколько успокоившись, снова сел в него. — Моральные муки ничуть не слабее мук физических, — продолжил он. — Я не призываю к массовому убийству туземцев. Боже упаси! Но дать почувствовать им силу белого человека, было бы крайне необходимо. — Я всецело поддерживаю Андрея Петровича, Фердинанд Петрович, — горячо вступился за ученого Матюшкин. — А я что, Федор Федорович, разве против? — улыбнулся горячности лейтенанта Врангель. — Просто сейчас речь идет о необходимости поиска правильного решения. Только об этом. — Фаддей Фаддеевич решительный и, я бы даже сказал, неустрашимый человек, — задумчиво произнес Андрей Петрович. — Ведь только представьте себе, как в длинном, с десяток миль, но узком, с небольшими изломами проходе между огромными ледяными полями он вел шлюп со скоростью восемь узлов! С ума сойти можно! А он только уже после выхода на чистую воду на мое замечание, зачем, мол, так рисковать, с улыбкой ответил, что чем, мол, больше скорость, тем шлюп лучше слушается руля. |
