— Такую скорость мог развивать и шлюп «Камчатка». А вот наш транспорт «Кроткий» по сравнению с ними — явный тихоход, — с сожалением отметил Врангель. — Тем не менее Беллинсгаузен все-таки был прав, хотя, на мой взгляд, имело бы смысл сбавить в этих условиях пару узлов.

— Вот и я о том же, — благодарно глянул на него Андрей Петрович. — А вот во время инцидента у острова он выглядел, как парализованный этими самыми инструкциями. Просто удивительно!

Шувалов пополнил бокалы мадерой и предложил выпить за трудное капитанское бремя принятия решений. Фердинанд Петрович благодарно чокнулся с ним своим бокалом.

— И чем же все-таки закончилась эта эпопея, Андрей Петрович? — заинтересованно спросил Врангель.

— Фаддей Фаддеевич, надо отдать ему должное, все-таки признал свою ошибку. Но как ее исправить? Я объяснил ему, что, с моей точки зрения, единственным выходом было признать свою ошибку и перед офицерами шлюпа найти мужество сделать этот непростой шаг. Я-то знал, что силы духа ему не занимать, — заговорщицки улыбнулся Андрей Петрович. — Он сделал это перед ужином в кают-компании. И сразу же как будто рухнула стена отчуждения между ним и офицерами, они ответили ему своей преданностью.

Фердинанд Петрович даже смахнул носовым платком испарину, выступившую на лбу. Он, как никто другой, в полной мере оценил мужество капитана Беллинсгаузена.

— Вот тут-то от имени офицеров и выступил лейтенант Торсон. Он сказал, что сегодня они дали повод туземцам усомниться в их силе. Это еще, мол, полбеды. Но дикая выходка туземок показала, что островитяне откровенно презирают их, русских моряков, и открыто надсмехаются над ними, а в их лице и над всеми россиянами. Поэтому попытка Андрея Петровича поставить их на место была, по мнению всех офицеров, крайне необходимой.

— А ведь лейтенант Торсон, пожалуй, не менее мужественный человек, чем и сам капитан Беллинсгаузен, — с удовлетворением отметил Врангель.

— Полностью согласен с вами, Фердинанд Петрович. А далее он выступил уже от себя. Сказал, что в среде русских флотских офицеров после выхода России в мировой океан прочно укоренилось мнение, что англичане якобы жестоко обращаются с аборигенами открытых ими земель. Однако после случившегося он готов пересмотреть свое отношение к этому мнению. На самом деле, местные жители, уже знакомые с огнестрельным оружием европейцев, знали, что хамить морякам смертельно опасно, успев познать на своей шкуре силу мести белых людей за оскорбленных и убитых ими товарищей. И Торсон сделал вывод, что именно поэтому все они на «Мирном» — он так и подчеркнул, что не только один капитан, — оказались морально не готовы к должному пресечению попыток туземцев навязать им свою волю путем оскорбительных действий, да еще в самой непристойной и отвратительной форме.

Наступила тишина. Все были под впечатлением услышанного.

— Умница! — нарушил тишину Фердинанд Петрович. — Я бы с большим удовольствием желал видеть Торсона среди своих офицеров.

— Константин Петрович отличается передовыми и далеко неординарными взглядами и по другим вопросам. Он очень интересный собеседник, — с гордостью за товарища пояснил Федор Федорович.

— Главное в том, что Торсон заострил внимание на не таком уж и простом на первый взгляд вопросе, — убежденно сказал Врангель. — Конечно, и среди русских капитанов могли бы найтись такие, которые, будучи не ограничены подобными инструкциями, палили бы по туземцам налево и направо по любому поводу. Этого, наверное, и опасается наш государь. Но я тем не менее настаиваю на том, чтобы капитанам давалась бо́льшая свобода выбора решений в той или иной возникшей ситуации.