Каргин резко повернул – чудо-машина словно крутнулась на месте – и устремился в сторону восхода. Утреннее солнце, накалявшее броню «Шмеля», ему не мешало, панорама на экране была по-прежнему четкой, кусты, деревья и гранитные глыбы то ускользали в стороны, то проваливались под корпус, и главное, в чем заключалась хитрость – сообразить, перепрыгнешь ли через препятствие, или лучше обогнуть его без риска. Такие ситуации при боевом маневрировании отслеживались автоматикой, а подсистема управления огнем держала цель на мушке, куда бы не отклонился аппарат. Могла и несколько целей вести, на поражение орудием, ракетой и бортовыми пулеметами… Подумав об этом, Каргин скосился на пустые гнезда, помеченные синим, красным и белым кружками, и недовольно хмыкнул. Где они, модули ДМУО? Впрочем, легко догадаться, где…

    Работали с краткими перерывами и с полной нагрузкой до шести часов. Солнце перевалило зенит и начало склоняться к далеким горным пикам на западе, лес и скалы ощетинились тенями, баки с горючим почти опустели – осталось лишь до ангара добраться. Однако решили не спешить. Выбрали ровное место на склоне, где не было траншей, воронок и камней, опустились, вылезли из кабин, расстегнули пропотевшие комбинезоны, сняли шлемы. Сели рядом на траву. Перфильев закурил.

    Утесы, сосны и голубое небо, до базы – километр, только маленькие фигурки видны, что мельтешат у ангаров… Полная иллюзия свободы! Однако снизился над ними вертолет и, загораживая солнце, повис огромной гудящей стрекозой. Второе помело дежурило у лесной опушки – так, на всякий случай.

    Перфильев докурил, втоптал окурок в землю каблуком.

    – Настю бы с Танюшкой повидать… Танюшка у нас, знаешь ли, в рост пошла, барышня… глазищи серые, ресницы – во! Так и не собрался купить им в Армуте подарки… Танюшка халатик просила, полосатый такой, шелковый, как узбечки носят…

    Каргин молчал, крутил в пальцах сухую травинку. Дорогие лица плыли перед ним, лица живых и погибших друзей, суровые черты отца, мать, Кэти и – что было совсем уж удивительно – костистая физиономия деда, рыжие брови, плотно сжатый рот, колючие, как острия штыков, зрачки. Не то чтобы он примирился со старым Патриком, забыл резню на Иннисфри, но все же полагалось попрощаться. Конечно, злодей он и волчара, но все-таки кровью своей поделился, и тут уж ничего не попишешь, факт есть факт, а дед есть дед… Нехорошо перед смертным днем думать про него с неприязнью, а тем более – с ненавистью…

    – Как считаешь, отпустят нас, если викторию одержим? – спросил Перфильев. Голос его был таким, как всегда, спокойным и хрипловатым.

    – Разве не ясно?

    Влад угрюмо усмехнулся.

    – Ясно, чего уж там… Какую предлагаешь диспозицию?

    – По обстановке, – сказал Каргин. – В самом оптимальном варианте, если зазеваются, араба пристрелим и туран-башу, Таймазова, Нукера и прочих зрителей. Не выйдет, будем биться. Всех положим, сколько силы хватит! А потом…

    – Потом? – переспросил Перфильев после долгой паузы.

    – Живыми не выпустят, взять оружие убитых не дадут – вертушки сверху. Схитрить надо. Разбить машины в драбадан, и третью тоже. Если удастся.

    – Таранить ангар? Свои-то разобьем, а вот насчет ангара – сомневаюсь. – Перфильев прищурился и запрокинул голову. – Сам сказал: вертушки сверху. Вот, сволочь, висит… Не пустят они нас ни в лес, ни в скалы, ни к ангару.

    – Вертушки… – повторил Каргин.