Он сын героя. Вы также получите – как это? – содержание, достойное леди.
– За что, – спросила она, – вы собираетесь платить?
Слишком много цветов: у секретаря нынешнего Президента дурной вкус. Мало кто выдюжит такой тяжелый аромат.
– Видите ли, мадам, – ответил Люссак, – человек, желающий сохраните свое положение, должен чувствовать настроения масс. А настроения толпы... неустойчивы и подвержены сезонным влияниям. У толпы ностальгия. Массовый психоз, которому не следует позволить шириться и разрастаться. Если массам отдали право выбора, это не значит, – он усмехнулся, – что они могут выбрать себе кого угодно. У масс на этот счет дурной вкус. Они легковерны. Им нужны символы. Я уже почти договорился о возвращении на Зиглинду Реннов. Но Эстергази... Эстергази в представлении охлоса – это сама Империя и есть. Блеск эполет, устремленность на цель. Вы меня понимаете?
– Решение об эмиграции принимала не я.
– Разумеется, меня устроило бы и возвращение экс‑министра с супругой, как признание лояльности к нынешнему режиму. Но то поколение – прошлое, хоть и священное. А ваше возвращение с сыном устремлено в будущее. Чрезвычайно важно, чтобы Брюс Эстергази был на Зиглинде.
– Брюс? Вам нужно... его лицо в ваших новостных лентах?
– На постоянной основе. Карьеру ему я обещаю. Что скажете?
Натали пригубила шампанское, словно попыталась спрятаться за бокалом, чтобы спокойно обдумать предложение в укромном уголке. Как назло, в голове ни одной умной мысли. Стрелять в таком состоянии хорошо.
– Эээ... когда вы хотите получить ответ?
– Немедленно, – мягко сказал этот кот, и она почувствовала себя мышью, загнанной в угол.
– Я не могу принять самостоятельно решение, затрагивающее интересы семьи.
– Судьба Брюса – эти самые интересы и есть, вы не находите?
– Говорят, вы с оружием в руках штурмовали пиратский крейсер, мадам. Прошу вас, назовите причины вашей нерешительности. Возможно, мы вместе могли бы их устранить. Было бы желание. А?
– Мне нужно поговорить с сыном.
– Зачем?
– Это его жизнь.
Кажется, ей удалось его ошеломить. От своей дочки только «да, папочка» слышит.
– Как хотите, мадам. Я прикажу его позвать.
Пока не появился Брюс, сидели в напряженном молчании. Натали старалась не смотреть в сторону Президента.
– Чего, мам?
– Нам предлагают остаться на Зиглинде. Насовсем. Переехать сюда жить. Что думаешь?
Брюс пожал набитыми ватой плечами фрака.
– Это важно, рядовой.
– Если это важно, то так это не делается. Тут есть кое‑что, что меня... эээ... – он поглядел на мать, – интересует, но я, во‑первых, гражданин Новой Надежды. Дедушка решил так, и, наверное, он хорошо подумал!
Люссак сделал пренебрежительный жест, и Брюска сузил глаза.
– А во‑вторых, по отношению к Кириллу это будет совсем не по‑дружески.
– Это так, – признала Натали, поворачиваясь к Люссаку. – У Эстергази есть некоторые обязательства морального свойства.
– Экс‑Император – ничто и всегда был ничем. Где вы найдете военную академию лучше зиглиндианской? На Нереиде? Не смешите меня.
– Я не хочу, – сказал Брюс. – Я хочу так, чтобы приехать самому, чтобы сказать: «Да, тут моя исконная родина!» А не так, чтобы меня покупали, как... как... Ая, может, не военным пилотом хочу быть, а еще кем‑то, чтобы одно другому не мешало! Я, может, думаю. Я сам решу.
– Это наш ответ, господин Президент.
– Мадам, вы доверяете ребенку определять судьбу семьи на годы?
– Игрейну, – мстительно спросил Брюс, – вы гак же заказывали? Вы что думаете, я буду служить планете, где моих друзей в грош не ставят? Оставляют гнить в сарае, как старый хлам, когда они свое отработали? А меня потом так же, а если концепция изменится? Спасибо, мне от вас ничего не надо. |