– Ну хорошо. – Назгул вздохнул, хотя не имел к тому ни малейшей физиологической необходимости. – Что ты думаешь делать дальше?

– Ждать. Тутошний Академгородок – большая пласталевая деревня. Про Черные Истребители говорят всюду. Это же перспективное направление для инвестиций, гранты... Это касается всех. Брюс, если он отвоевал право свободного передвижения и приучил всех, что это нормально, сам сюда придет. Сообразительный малый и правильно воспитан.

Поляризованный керамлит блистера прозрачен, если смотреть изнутри. Назгул притемнил его, чтобы пассажиру было уютнее, и сейчас разглядывал его, изучая. Он всю жизнь имел дело с высококлассной военной техникой, а потом в силу трагических обстоятельств стал ею сам. А в этом парне было что‑то... противоположное, взаимоисключающее. Альтернативное. Все то же самое, но без железа, так? И это стоило внимания.

– Я про всех знаю, – сказал он, – почему они со мной в этом деле. Кроме тебя.

– То, что меня наняли за деньги, потому что я знаю Шебу, тебя не устраивает?

– Нет. Мы, им перцы, во всем ищем личную подоплеку, особенно теперь, когда наше имперское прошлое стало чем‑то вроде объединяющего начала...

– Хорошо. Ладно. Я знаю мальчика, он мне нравится, и я хочу помочь его матери.

– Знаешь? Как долго?

– Брюса‑то? Где‑то неделю общим счетом. Плюс то‑сё.

«Неделю? Попади в меня молния! Я говорил с сыном несколько минут!»

* * *

Между ними как будто все осталось по‑прежнему, но что‑то изменилось в самом докторе Ванне. Словно стерильная атмосфера, в которой он существовал на Шебе, способствовала некоему инфантилизму, а теперь тот дал трещину. Видимо, до сих пор его предложения рассматривались более внимательно. Тон, которым директор говорила с ним, что‑то значил в местной иерархии, и, похоже, доктору Ванну кое‑что дали понять. Так что толстячок в значительной степени утратил страсть к беззаботной болтовне. Наверное, ему не хотелось выглядеть в глазах мальчишки бесполезным прожектером. «Не могу» не украшает мужчину.

Так что говорили они теперь исключительно о работе, делая вид, что у них обоих есть только более или менее счастливое сегодня. Есть у работы такое свойство – отвлекать от всяких глупостей, на которые иначе можно бесплодно потратить целую жизнь.

– Что это значит – выставить гену значение 3500 вместо 1800?

– Это условные показатели. Деятельность гена можно корректировать химическим воздействием. В твоей исходной ДНК миллион параметров, я изменил не более пятнадцати. Система следит, чтобы реальные показатели соответствовали программе, и в случае необходимости производит дополнительные воздействия. Если же возникнет расхождение, не поддающееся корректировке автоматическими методами, на мониторе появится предупреждение, и тогда я буду решать, как все исправить вручную.

– А сейчас там все в порядке?

– Пока трудно сказать. Ему только два дня. Никакой внешней формы, один «бульон», обладающий свойствами почти  твоей ДНК на микроуровне.

– С какого момента это считается живым?

– Вопрос вопросов, мальчик. Даже в традиционном размножении человечество не до конца определилось с этим вопросом: знаешь ли ты, что в некоторых мирах до сих пор запрещена контрацепция, не говоря уже об абортах? Строительный материал повой личности заложен уже в сперматозоиде.

– Вы сами называли это «растить мясо».

– Ну... на Пантократоре мне впаяли бы иск за ересь и искажение Божьего замысла.