— С вами я еще не закончила. Отложим наш разговор на несколько дней, пока не прояснится ситуация. Будем считать, что это испытательный срок. Малейшее нарушение дисциплины — и вы сразу же пакуете чемоданы. Больше поблажек не будет. Идите.

Еще не веря своему счастью, девочки бочком двинулись к выходу. Их провожали строгие взгляды главврача и нянечки:

— Вот видишь, все обошлось благополучно, — успокаивала Оля подружку, когда они вышли из кабинета.

— Нас все равно выгонят. Ведь даже сам Соколов не верит в существование фотографии. А если тетя Лида узнает, что ты ходила на почту…

— Не узнает. Я держу ситуацию под контролем.

ГЛАВА X

УДАР ДУБИНКОЙ

Николай Зябликов умел чувствовать опасность. Он буквально ощущал ее в воздухе, и это позволяло ему почти всегда уходить от неприятностей. Проводив Олю, которая принесла ему столь радостную весть, он внезапно почувствовал напряжение, пришедшее на смену приподнятому настроению. Воздух звенел, предупреждая его:

«Жди беды, жди беды…» Вспоминая обстоятельства своей случайной встречи с девчонкой, Зябликов все больше мрачнел. Пришедшая на почту Оля якобы собиралась купить открытку, но почему–то так этого и не сделала. Возможно, просто забыла, но, может быть, неожиданный визит девочки являлся частью коварного плана, направленного против самого почтальона. Отложив неразобранную корреспонденцию, Зябликов решительно вышел из почтового отделения и направился на разведку, чтобы выяснить, насколько плохи его дела.

Почтальона в Сосновке недолюбливали, друзей у него не было, но болтливые кумушки, которым он приносил газеты и редкие письма, оказались отличными информаторами. Вскоре Николаю удалось точно выяснить, что за прошедшую неделю никого из санаторных детей не увозили на «Скорой» в больницу. А потом, подкравшись к санаторию, он увидел и саму Катю, выходившую вместе с Олей из кабинета Лидий Павловны. Вид у девочки был совершенно здоровый. Почтальон хорошо знал кабинет главного врача, так как именно туда он носил санаторную почту. То, что девчонки разговаривали с начальством, также показалось ему странным — в обычной ситуации ребятишки в кабинет главврача не заглядывали.

«Что–то они затеяли, — подумал Зябликов. — Ясно, что девчонки все рассказали врачихе, а она человек принципиальный и обязательно примет меры».

Вернувшись на почту, Николай вновь занялся сортировкой газет, но делал это машинально, не думая о работе. Мысли его были совсем о другом. Повертев в руках письмо, адресованное Пелагее Гавриловне Ивановой, почтальон положил его в сумку, собираясь отнести пенсионерке. Вид пришедшего издалека конверта вновь напомнил ему о злополучной авантюре с заокеанской «родственницей». Пожалуй, даже если девчонка не была ни в чем замешана и действительно принесла бы фотографию, ему все же не стоило отправлять снимок тетке — в любом случае он бы вряд ли сумел убедительно доказать свое родство с Петром Соколовым. Сердце подсказывало Николаю, что затея с получением наследства от американской тетушки потерпела сокрушительный провал и вместо наследства он может снова оказаться за решеткой по статье за мошенничество.

Однако Зябликов зашел слишком далеко, и просто так отсидеться у себя на почте он уже не мог. Он понимал, что если переписка прервется, старуха предпримет какие–нибудь меры, чтобы разыскать вновь исчезнувшего «племянника», и тогда незадачливому наследнику, скорее всего, придется иметь дело с людьми в милицейской форме.

— Надо линять отсюда, — вслух выразил почтальон пришедшую на ум мысль. — И поскорее.

В коридоре раздались чьи–то уверенные и быстрые шаги. Сердце его учащенно забилось. Неужели за ним уже пришли?! Зябликов метнулся к окну…

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — обреченно откликнулся почтальон, с испугом глядя на высокого, очень хорошо одетого мужчину лет сорока, который вполне мог оказаться следователем прокуратуры.