Макс Карданов вздрогнул, вскочил, одним прыжком выскочил в коридор. Что там, черт побери? Телефон? Дверь? Атомная бомбардировка?

Направо гостиная, налево кухня. Чайник…

Точно: чайник. Блестящая пипка на носике свистит на высокой рехнуться можно — ноте и пышет паром. Карданов сдернул её, выключил газ. Огляделся. Кухня размеров необъятных, светлая, как праздник. Уютная. Кондиционер, гриль, стойка под мрамор, шкафчики какие-то непонятные готика, что ли?…

И посреди этого Макс увидел вдруг себя: голого. Безоружного. Он подошел к окну и закрыл жалюзи. На подоконнике стоял трехлитровый баллон: вода, водоросли, какие-то черные шевелящиеся комочки… Пиявки! Зачем они ей? Рядом — открытая пачка «Винстон», пепельница, припорошенная серым сигаретным пеплом. Раньше Маша не курила… Хотя чему удивляться: шесть лет. Новые привычки, новые увлечения. И старый жених, вынырнувший из забвения…

Смена декораций: постельное белье заменено, чашки перемыты, пепельница вычищена, использованные презервативы отправлены в мусорное ведро. Можно начинать жизнь сначала…

В сушилке над мойкой стояли две кофейные чашки. Рядом другие чашки, и блюдца, и тарелки, там много чего было — но эти две стояли отдельно. Словно их мыли последними. Даже… Макс не удержался, достал одну из сушилки, внимательно осмотрел.

Нет, капли воды конечно же, успели просохнуть. В мусорное ведро заглянуть, что ли? Хотя Маша никогда не любила презервативов: она чувственная натура, а резинки огрубляют ощущения…

Маша мастерица доставлять острые и запоминающиеся ощущения. С этой мыслью Макс открыл дверь в ванную.

— Что так долго?

Стройное долгое тело в серебристом ореоле водяных струй резко развернулось к нему, Макс увидел мелькнувшую в зеленых глазах тень испуга впрочем, нет, почудилось, наверное…

Маша с улыбкой смотрела на него, перекрестив длинные ноги, вода падала ей на плечи, стрелкой сбегала между острых грудей, закручивалась во впадине пупка, спускалась дальше, рисуя трепещущий символ «V», и разбегалась, разлеталась внизу мелкими брызгами.

— Лезь ко мне! Скорее! — сказала она и Макс не заставил просить себя второй раз.

Молодая женщина торопилась домой на исходе Валентинова дня. Полчаса назад она спустилась в метро среди сверкающих мандариновых огней Китай-города — сейчас поднялась наверх в Кузьминках. Унылая бетонная геометрия, темнота, сквозняк. Окраина.

Женщина не любила Кузьминки. Энергичным шагом она прошла к стоянке такси, переговорила с шофером в передней машине.

— Червонец, барышня, — буркнул тот.

Возражений не последовало. Гибкая фигура в песцовом полушубке скользнула на заднее сиденье, хлопнула дверь, затарахтел мотор. Поехали. Шофер скосил глаза в зеркало заднего обзора: «аппетитная буржуйка, чтоб я так жил…». На синий «москвич», пристроившийся в хвосте, он не обратил никакого внимания.

— За парикмахерской направо, — сказала пассажирка спустя несколько минут. — Вон та пятиэтажка, второй подъезд.

Такси послушно свернуло во дворы, под колесами захрустел вечерний ледок. Молодая женщина достала из сумочки деньги.

— Слышь это, да? — носатый тип в «москвиче» поднес к лицу трубку мобильного телефона. — Крыса прикатила. В белом френче, на моторе. Ну встречай, ага.

Молодая женщина задержалась у парадной двери, копаясь в сумочке. Шофер влажно покосился на стройные икры под полушубком, кое-как вырулил с подъездной дороги и умчался в сторону Волгоградки.

Наконец тонкие пальцы выудили связку ключей, вставили в замок. Заскрипели ригеля и пружины, женщина потянула дверь на себя.