– Да! – крикнула она, вставая. Вдохновенное выражение появилось на ее лице. – Да, если хорошо жить ради них, то хорошо и умереть за них! Я не верю, чтобы моя жизнь была уж так необходима кому-нибудь, но если она необходима – пусть будет так!

Тарвин смотрел на нее в унынии, совершенно сбитый с толку, потерянный.

– Итак, вы не уедете?

– Я не могу. Прощайте, Ник. Это окончательно.

Он взял ее руку.

– Добрый день, – ответил он. – На сегодня окончательно.

Она тревожно следила за ним глазами, когда он повернулся, чтобы выйти из комнаты. Внезапно она кинулась за ним.

– Но вы уедете?

– Уеду? Нет! Нет! – громко крикнул он. – Я останусь здесь, даже если мне пришлось бы организовать армию, объявить себя королем и сделать постоялый двор местопребыванием правительства. Уехать!..

Она сделала отчаянный жест, чтобы удержать его, но он ушел.

Кэт вернулась к маленькому магараджу Кунвару. Чтобы ускорить его выздоровление, она позволила, чтобы мальчику доставили из дворца множество игрушек и любимых им животных. Кэт села у его постели и долго молча плакала.

– Что такое, мисс Кэт? – спросил мальчик. Он несколько минут с удивлением наблюдал за ней. – Право, я теперь совсем здоров, так что плакать нечего. Когда я вернусь во дворец, я расскажу отцу все, что вы сделали для меня, и он вознаградит вас. Мы, раджи, ничего не забываем.

– Не в том дело, Лальджи, – сказала она, наклоняясь и вытирая заплаканные глаза.

– Ну, так отец даст вам две деревни. Никто не должен плакать, когда я поправляюсь, потому что я сын раджи. Где Моти? Я хочу, чтобы он сел на стул.

Кэт послушно встала и пошла искать нового любимца магараджа Кунвара – маленькую серую обезьяну с золотым ошейником, разгуливавшую по саду и по дому, а по вечерам употреблявшую все усилия, чтобы устроиться рядом с мальчиком. Она ответила на зов с ветки дерева в саду, где она вела разговоры с дикими попугаями, и вошла в комнату, тихонько болтая на обезьяньем языке.

– Пойди сюда, малютка, – сказал магарадж Кунвар, подымая руку. Обезьяна прыгнула к нему. – Я слышал об одном радже, – продолжал мальчик, играя золотым ошейником, – который истратил три лака на свадьбу двух обезьян. Моти, хочешь жену? Нет, нет – с тебя достаточно золотого ошейника. И мы истратим наши три лака на свадьбу мисс Кэт с Тарвином-сахибом, когда мы выздоровеем, а ты будешь танцевать на свадьбе. – Он говорил на местном наречии, но Кэт слишком хорошо понимала соединение своего имени с именем Тарвина.

– Не говорите так, Лальджи, не говорите!

– Почему, Кэт? Ведь даже я женат.

– Да, да. Но это дело другое, Кэт не хочется, чтобы вы говорили это, Лальджи.

– Хорошо, – ответил мальчик, надувая губы. – Теперь я только маленький ребенок. Когда я выздоровлю, я опять стану раджой, и никто не будет отказываться от моих подарков. Послушайте, вот трубы отца. Он едет навестить меня.

Издали раздался звук трубы. Потом послышался топот копыт, и некоторое время спустя экипаж магараджи и его свита с шумом остановились у дверей дома миссионера.