Изменить размер шрифта - +
Такими работами привыкли услаждать свои досуги государыни Гокраль-Ситаруна.

 

– Это все, – сказал ребенок. Но ему, казалось, не хотелось уходить. У Кэт перехватило дыхание, когда она взяла жалкий подарок. Ребенок, не выпуская руки Тарвина, снова начал передавать поручение матери, слово за словом; его пальчики, по мере того как он говорил, все сильнее и сильнее сжимали руку Тарвина.

 

– Скажите, что я очень благодарна, – сказала Кэт несколько смущенно и неуверенным голосом.

 

– Это не ответ, – сказал ребенок и умоляюще взглянул на своего высокого друга, «нового» англичанина.

 

Пустая болтовня странствующих коммивояжеров на веранде постоялого двора вдруг пришла на ум Тарвину. Он быстро шагнул вперед, положил руку на плечо Кэт и шепнул хриплым голосом:

 

– Разве вы не понимаете? Мальчик – это ткань, в продолжение девяти лет бывшая на станке.

 

– Но что я могу сделать? – вскрикнула пораженная Кэт.

 

– Следить за ним. Продолжать следить за ним. Вы достаточно сообразительны во многих отношениях. Ситабхаи нужна его жизнь. Смотрите, чтобы она не взяла ее.

 

Кэт начала немного понимать. В этом ужасном дворце возможно все, даже убийство ребенка. Она уже отгадала ненависть, существовавшую между бездетными женами и теми, которые имели детей. Магарадж Кунвар стоял неподвижно, блестя в сумерках своей покрытой драгоценностями одеждой.

 

– Сказать еще раз? – спросил он.

 

– Нет, нет, нет, дитя!.. Нет, – крикнула она, бросаясь на колени перед ним и прижимая к груди его маленькую фигурку во внезапном порыве нежности и сожаления. – О, Ник, что нам делать в этой ужасной стране? – Она заплакала.

 

– А! – сказал магарадж, которого совершенно не тронули слезы Кэт. – Мне сказано, чтобы я ушел, когда увижу, что вы плачете. – Он крикнул, появился экипаж и солдаты, и он уехал, оставив на полу жалкий шарф.

 

Кэт рыдала в полутьме. Ни миссис Эстес, ни ее мужа не было дома. Слово «нам», произнесенное Кэт с выражением нежности и экстаза, пронзило душу Тарвина. Он наклонился, заключил ее в свои объятия, и Кэт не отругала его за то, что последовало за этим.

 

– Как-нибудь справимся, девочка, – шепнул он на ухо склонившейся на его плечо головке.

 

 

 

 

X

 

 

«Дорогой друг. Это было очень нехорошо с вашей стороны, и вы сделали мою жизнь тяжелее. Я знаю, я была слаба. Ребенок расстроил меня. Но я должна делать то, ради чего приехала, и вы должны поддерживать меня, а не мешать мне, Ник. Пожалуйста, не приходите несколько дней. Я должна – или надеюсь – отдаться вся открывающемуся передо мной делу. Я думаю, что действительно могу сделать кое-что хорошее. Дайте же мне сделать это, пожалуйста.

 

Кэт».

 

Из этого письма, полученного на следующее утро, Тарвин вывел пятьдесят различных заключений и снова прочел его. В конце своих раздумий он убедился только в одном, что, несмотря на минутную слабость, Кэт решила идти по избранному ею пути. Он ничего не мог поделать против ее кроткой настойчивости, пожалуй, лучше было и не пробовать. Разговоры на веранде, ожидания ее, когда она шла во дворец, – все это было приятно, но он приехал в Ратор не для того, чтобы говорить ей о своей любви. Топаз, будущности которого принадлежала другая половина души Тарвина, давно знал этот секрет и – Топаз ожидал проведения «Трех С.

Быстрый переход