Это было двадцать лет тому назад.
Кэт с удивлением взглянула на него.
– Где вы были с тех пор? – опросила она.
– Некоторое время я оставался в доме моего отца. Потом я был клерком в медицинском институте в Британской Индии. А потом его величество милостиво дал мне должность, которую я занимаю и теперь.
Кэт подняла брови. Так вот какой коллега будет у нее. Они молча вошли в больницу. Кэт все время приподымала юбку, чтобы не запачкать ее в накопившейся на полу грязи.
Среди грязного центрального двора стояло шесть плохо сделанных коек, связанных ремнями и веревками, и на каждой койке метался, стонал и бормотал что-то человек, обернутый в белую одежду. Вошла женщина с горшком тухлых местных лакомств; она напрасно старалась заставить одного из больных поесть этого вкусного кушанья. Молодой человек, почти совсем нагой, стоял, закинув руки за голову, весь облитый яркими лучами солнца, и пристально смотрел на солнце. Он затянул какую-то песню, оборвал ее и поспешно стал переходить от койки к койке, крича какие-то непонятные для Кэт слова. Потом он вернулся на прежнее место и возобновил прерванную песню.
– Это также безнадежно сумасшедший, – сказал доктор. – Я налагал ему пластыри и ставил банки, очень сильные – ничто не помогает. Но он не хочет уходить. Он совершенно безвреден, за исключением тех случаев, когда не получает опиума.
– Конечно, вы не позволяете своим пациентам употреблять опиум! – вскрикнула Кэт.
– Конечно, позволяю. Иначе они умрут. Все жители Раджпутаны употребляют опиум.
– А вы? – с ужасом спросила Кэт.
– Некогда употреблял, когда впервые приехал сюда. А теперь… – Он вынул из-за пояса облезлый жестяной ящик с табаком и взял оттуда, как показалось Кэт, горсть пилюль опиума.
Новые волны отчаяния постепенно охватывали ее.
– Покажите мне женское отделение, – устало проговорила она.
– О, они всюду, где придется, внизу, наверху, – небрежно ответил доктор.
– А роженицы? – спросила она.
– В какой придется палате.
– Кто ухаживает за ними?
– Они не любят меня; но тут приходит одна очень опытная женщина.
– Училась она чему-нибудь? Получила какое-нибудь образование?
– Ее весьма уважают в ее селе, – сказал доктор. – Если желаете, можете повидать ее, она сейчас здесь.
– Где? – спросила Кэт.
Дунпат Рай, несколько обеспокоенный, поспешно провел ее по узкой лестнице к запертой двери, из-за которой слышался жалобный плач новой жизни.
Кэт сердито распахнула дверь. В этой отдельной палате правительственной лечебницы находились изображения двух богов, сделанные из глины и коровьего навоза; служанка убирала их бутонами златоцвета. Все окна, всякое отверстие, которое могло бы пропустить воздух, было закрыто, а в одном из углов чадила курильница, зажигаемая, по обычаю, при рождении ребенка. Кэт чуть было не задохнулась от дыма.
То, что произошло между Кэт и весьма уважаемой женщиной, останется навсегда неизвестным. Молодая девушка вышла через полчаса. А женщина вышла гораздо раньше, растрепанная и слабо кудахтавшая.
После этого Кэт была готова ко всему, даже к небрежному приготовлению лекарств в лечебнице – ступка никогда не чистилась, и по каждому рецепту пациенту давалось гораздо большее количество лекарства, чем было прописано, – и к грязным, непроветренным, неубранным, неосвещенным комнатам, в которые она входила с чувством безнадежности в душе. |