Магараджа что-то проворчал с сомневающимся видом. Обычно у него просили то, с чем ему не хотелось расставаться.

– Это новые для меня слова, Тарвин-сахиб, – сказал он.

– Вы поймете, что я говорю серьезно, когда скажу вам, что мне хочется поглядеть на Наулаку. Я видел все ваши бриллианты и золотые экипажи, но не видел Наулаку.

Магараджа проехал несколько шагов, не отвечая.

– Так о нем говорят и там, откуда вы приехали? – наконец проговорил он.

– Конечно. Все американцы знают, что это самая драгоценная вещь в Индии. Это написано во всех путеводителях, – нахально сказал Тарвин.

– А книги не говорят, где оно? Ведь англичане такой проницательный народ. – Магараджа почти улыбался, смотря прямо перед собой.

– Нет, но там говорится, что вы знаете об этом, и мне хотелось бы видеть…

– Вы должны понять, Тарвин-сахиб, – магараджа говорил задумчиво, – что это не просто одна из заурядных государственных драгоценностей, это царица драгоценностей, это святыня. Она даже не в моей власти, и я не могу дать приказания показать ее вам.

Сердце у Тарвина упало.

– Но, – продолжал магараджа, – если я вам скажу, где находится это ожерелье, вы можете пойти туда на свой страх и риск, без вмешательства правительства. Я видел, что вы не боитесь риска, и я очень благодарный человек. Может быть, жрецы покажут вам, может быть, не покажут. А может быть, вы и совсем не найдете жрецов… Ах да, я забыл! Оно не в том храме, о котором я думал. Нет, оно должно быть в Гай-Муке (Коровьей пасти). Но там нет жрецов, и никто не ходит туда. Конечно, оно там. Я думал, что оно в этом городе, – сказал магараджа. Он говорил, словно об оброненной подкове или куда-нибудь засунутом тюрбане.

– О, конечно… «Коровья пасть»… – повторил Тарвин, как будто и об этом упоминалось в путеводителях.

Магараджа засмеялся прерывистым смехом и продолжал с оживлением:

– Клянусь Богом, только очень храбрый человек может идти в Гай-Мук, такой храбрый, как вы, Тарвин-сахиб, – прибавил он, проницательно смотря на Тарвина. – Першаб-Синг-Джи не пошел бы. Нет, не пошел бы со всеми своими войсками, которые вы покорили сегодня.

– Подождите хвалить, пока не заслужу, магараджа-сахиб, – сказал Тарвин. – Погодите, пока не запружу эту реку. – Он помолчал некоторое время, как бы переваривая последнее известие.

– Ну, я думаю, у вас есть такой город, как этот? – сказал магараджа, указывая на Ратор.

Тарвин одолел, до известной степени, свой первый порыв презрения к государству Гокраль-Ситарун и к городу Ратору. Он начал смотреть на обоих, как обычно смотрел на всех людей и на все предметы, среди которых ему приходилось жить, с известной долей добродушия.

– Топаз станет больше, – объяснил он.

– А когда вы живете там, какое ваше официальное положение? – спросил магараджа.

Тарвин, не отвечая, вынул из кармана телеграмму миссис Мьютри и молча подал ее магарадже. Когда дело шло об избрании, ему было не безразлично даже сочувствие пропитанного опиумом магараджи.

– Что это значит? – спросил магараджа, и Тарвин в отчаянии всплеснул руками.

Он объяснил свое отношение к правительству своего штата, причем законодательные учреждения Колорадо явились одним из парламентов Америки.