Она проводила ребят до дверей. Было заметно, что она торопится и хочет, чтобы дети поскорее ушли.
– Я еду поездом, – сказала она, – а поезд ждать не будет!
Уже закрывая дверь, она вдруг что то вспомнила.
– А кто нибудь из вас бывал здесь раньше? – спросила она.
Дети ответили, что нет.
– То есть вы в этом доме впервые? – повторила фру Йорансон.
Они подтвердили – да, впервые. Фру Йорансон, похоже, окончательно успокоилась и кивнула им на прощание.
– До свидания, до свидания! – сказала она и закрыла дверь.
Юнас поднес микрофон к губам:
– Итак, дорогие слушатели, этими любезными словами фру Йорансон мы заканчиваем на сегодня наш репортаж из Селандерского поместья.
Анника недовольно посмотрела на него.
– Надеюсь, ты выключил магнитофон, пока мы там были?
– Конечно, нет, – ответил Юнас и вытащил кассету. – Все это очень любопытно. Она выдает себя каждым словом. Крайне подозрительная особа.
Давид шел молча и размышлял о цветке и о своем сне. На самом деле он не был удивлен. Ничуть. Он и не сомневался, что узнает это место.
Мелодия
Давид стоял на кухне и ждал, когда вернется отец и они сядут ужинать. Он сам купил продукты и приготовил ужин. Обычно они готовили по очереди, но этим летом Давиду приходилось все делать самому.
Папа Давида писал миниатюру для хора, которую надо было закончить к августу. Это была работа на заказ, а он никогда не успевал вовремя доделать заказы. Отец всегда сильно нервничал, работа не клеилась, и он тянул до последнего. Сванте Стенфельдт любил свое дело, но из за того, что время поджимало, она давалась ему с трудом.
Давид пожарил котлеты с луком. Пахло вкусно. Он настежь открыл кухонную дверь, чтобы отец почувствовал запах и оторвался от пианино. Звать его Давид не хотел, потому что тогда отец мог разозлиться и весь ужин ворчать: мол, никто и представить себе не может, что за кромешный ад эта работа, которую нужно закончить к сроку, установленному заказчиком. Но вот звуки фортепиано затихли.
– Чертовски вкусно пахнет! – отец вошел на кухню и сел за стол.
Они обычно мало говорили за едой – каждый был погружен в свои мысли. Но это не значит, что отец с сыном не общались – ведь, чтобы общаться, необязательно постоянно болтать. Однако бывало и так, что они говорили наперебой, не давая друг другу и слова вставить.
Вдруг отец посмотрел на Давида и спросил:
– А чем ты занимаешься целыми днями? Тебе не очень одиноко?
Давид никогда не страдал от одиночества, у него были Юнас и Анника, к тому же он всегда легко находил себе какое нибудь занятие.
– Нет, я не скучаю и от безделья не маюсь, если ты это хотел узнать, – ответил он.
– Я просто подумал, что никогда не спрашиваю, как у тебя дела. Я знаю, конечно, что ты страшно много читаешь, но вообще…
– Вообще у меня все хорошо, – улыбнувшись, сказал Давид. – Не беспокойся.
Они доели, и Давид начал мыть посуду.
– Давай я?.. – отец шагнул к раковине.
– Еще чего! Иди работай!
Вскоре снова зазвучало пианино – отец писал новую мелодию. Обычно Давид никогда не вмешивался в его работу, но эта музыка показалась ему до странности знакомой. Он выключил воду, вошел в папин кабинет и стал слушать.
– Что это за мелодия?
– Тебе нравится?
– Да, красивая, но откуда ты ее знаешь?
– Откуда я ее знаю? – Отец непонимающе посмотрел на Давида. – Сочинил, разумеется.
– Она для миниатюры?
– Конечно. А почему ты спросил? По твоему, не годится?
– Нет нет, просто любопытно… И когда ты ее придумал?
– Сегодня утром. |