Версия Юнаса была вполне правдоподобной, правда, сам он услышал немного по другому.
– Да вы оба ненормальные, – разозлилась Анника. – Все, с меня хватит, я ухожу!
Однако Давид остановил ее.
– Не делай поспешных выводов, – сказал он. – Это непросто, надо набраться терпения. Чтобы что то разобрать, нужно немного привыкнуть, настроиться.
Анника молча села.
Давид еще раз включил запись.
– Мне кажется, она говорит следующее: «В летней комнате… я… Эмилия…».
Юнас серьезно кивнул. Да, отчасти он был согласен с Давидом. Однако он считал, что первые слова Давид понял неправильно. Но со второй частью был согласен, так что если поменять «я или не я» на «Эмилия», выходило: «В липкой темноте Эмилия». Так, конечно, гораздо лучше. И получалось целое предложение.
Анника рассмеялась. Нет ничего удивительного в том, что Юнаса устраивало такое толкование.
– Еще бы, ведь Юнас Берглунд только и думает, что о конфетах, – съязвила она.
– Кто бы говорил! – Юнас угрожающе двинулся в ее сторону.
– Хватит ссориться, – сказал Давид. – Ведь это же потрясающе!
Юнас преданно посмотрел на него. Да он и не мечтал о таком повороте событий. Честно говоря, если бы не Давид, он бы не услышал шепота на пленке, ведь его внимание было приковано к фру Йорансон. Но все оказалось куда интереснее.
Он снова включил магнитофон.
– Ну что, Анника, ты и теперь ничего не слышишь?
Они выжидающе смотрели на Аннику. На этот раз им казалось, что слышно очень отчетливо!
Голос сказал либо: «В липкой темноте Эмилия», как послышалось Юнасу, либо: «В летней комнате… я… Эмилия», как думал Давид.
– Ну, Анника? Что скажешь? Ты по прежнему ничего не слышишь?
– Нет, почему же… слышу какой то шум, – засмеялась Анника и быстро вышла.
Она не собиралась тратить время на глупости. Ей нужно было возвращаться в магазин клеить ценники.
Композиция
Когда Давид пришел домой, отец все еще сидел за пианино и возился с той же мелодией. Он был так погружен в работу, что ничего не слышал.
Давид прямиком направился к себе в комнату и прилег на кровать. Несмотря на ранний час, он почему то ужасно устал. Возможно, он даже задремал ненадолго.
Но вдруг он встал с совершенно ясной головой и пошел к отцу. Ему вдруг показалось, что отец стал играть неправильно, что он изменил мелодию. Давида это раздражало.
Обычно он никогда не мешал отцу работать, но сегодня отвлекал его уже во второй раз.
– Послушай, Сванте! – начал было Давид и запнулся. Вообще то он никогда не называл отца по имени, но тот ничего не заметил.
– Да? – отозвался он.
– Ты ушел от мелодии, – сказал Давид. – Почему?
Отец поднял глаза.
– Я должен попробовать разные варианты. С такими мелочами приходится много возиться. Со стороны кажется, что сочинять музыку просто, но это не так.
– А по моему, ты играешь неправильно! – сказал Давид, удивившись своей наглости. Однако отец, похоже, не обиделся.
– Ну, вряд ли прям уж неправильно. Я ведь пока еще точно не решил, как должна звучать эта мелодия, – ответил он и продолжил играть.
Но Давид чувствовал, что не может просто так это оставить.
– Сванте, послушай, – сказал он. Отец кивнул и перестал играть. – Смотри, ты начинаешь так! – И Давид напел: – дан да дан да да да дан… Так плохо. Раньше было по другому.
– Да? А как, по твоему, надо?
Давид на секунду задумался, мелодия звучала у него в голове, нужно было только извлечь ее наружу. |