– Почему ты так говоришь? – спросила Миранда.

– Потому что есть смерть. Потому что смерть в противоположность тому, что говорят тебе все остальные, не является частью жизни. Смерть – это вопиющая ошибка Бога, и каждый день, когда на закате и рассвете алеет небо, это он краснеет со стыда и просит нашего прощения. Я в этом кое-что да смыслю. – Он помолчал, а потом наконец сказал: – Мне очень понравился этот трактат.

– Ты о нем уже несколько месяцев говоришь, па. Когда его закончат, понятно уже?

– Ну, я думаю, его молодому автору трудно собрать все фрагменты воедино, отчасти потому, что он не знает, как завершить свою работу. Вот почему он все время приводит все новые и новые примеры. Взять, к примеру, историю о супругах, которые упали в расщелину на альпийском леднике в Швейцарии в 1942 году и замерзли насмерть. Их тела достали семьдесят пять лет спустя вместе с ботинками, книгой, карманными часами, рюкзаком и бутылкой. У них было семеро детей, из них двое живы по сей день. Это трагическое исчезновение мрачным, тревожным облаком накрыло жизни детей. Каждый год в годовщину исчезновения они поднимались на ледник и читали молитву в память о родителях. Когда те пропали, младшей дочери было четыре года. В конце концов анализ ДНК подтвердил личности родителей и позволил детям закрыть для себя этот вопрос.

– Как я ненавижу выражение: «закрыть вопрос», – вставила Миранда.

– Может быть, потому что ты никогда не закрываешь двери, – огрызнулся ее отец. Он насмешливо на нее покосился, как будто хотел сказать: «Ты прекрасно понимаешь, о чем я».

Она не ответила.

Между ними повисло неловкое молчание. Я притворился, что его не замечаю.

– Еще в трактате рассказывается, – продолжил ее отец, – об итальянском солдате, которого через двенадцать дней после свадьбы отправили на русский фронт, где он пропал без вести. Он, однако, не умер в России: его спасла одна женщина, которая потом родила от него ребенка. Много лет спустя он вернулся в Италию, но в родной стране, которая показалась ему совершенно незнакомой, почувствовал себя таким же перекати-полем, как и в приютившей его России, куда он в конце концов и вернулся, желая обрести дом. Видите: две жизни, два пути, две временны́е зоны, и ни одна из них не правильная.

А еще там приводится история мужчины сорока с чем-то лет, который однажды решил наконец побывать на могиле своего отца, погибшего во время войны незадолго до рождения сына. Когда сын, не в силах вымолвить ни слова, поглядел на даты на надгробии, он был поражен тем, что отец его погиб, едва достигнув двадцати лет, – то есть был в два раза младше, чем сын сейчас, – и, следовательно, по возрасту сын сам мог стать отцом своему отцу. Странным образом он не может понять, потому ли опечален, что отец так его и не увидел, потому ли, что сам не знал своего отца, или потому, что стоит перед могильным камнем человека, который кажется скорее погибшим сыном, чем погибшим отцом.

Никто из нас не попытался приписать этой истории мораль.

Отец Миранды продолжал:

– Я нахожу эти истории очень трогательными, но пока не могу сказать почему, разве что соглашусь с предположением, что, несмотря на видимость, жизнь и время не состыкованы друг с другом, у них совершенно разные маршруты.