Вместо ответа я просто обнял ее.

– Я думал…

– Идиот! – выдохнула она. Потом смягчила тон: – Но ты меня нашел.

Я протянул молодому человеку на ресепшене свою кожаную папку, и мы вышли из отеля.

– Ты обещал мне ужин.

– Ужин так ужин.

– Куда ты обычно ходишь после лекций?

Я назвал ресторан. Она знала это заведение, и оно ей нравилось. Нас посадили за тихий угловой столик; вина было в избытке, и, хотя оно оказалось не лучшего качества, нам удалось осушить целую бутылку. Позже, гуляя, мы снова прошли мимо моего старого дома. Я посмотрел наверх и увидел, что в окне третьего этажа горит свет.

– Больно? – спросила она.

– Нет.

– Почему нет?

«На комплименты напрашиваешься?» – спросил я ее взглядом и улыбнулся.

Она достала свой большой фотоаппарат и принялась фотографировать здание и мое окно, где горел свет.

– Как думаешь, что он делает там, наверху?

– О, я не знаю.

Но подумал я вот что: молодой человек наверху ждет, все еще ждет. Откуда ему было знать столько лет назад, что ты еще не родилась? Зимними вечерами, когда я готовил на верхнем этаже и время от времени смотрел в окно кухни, я ждал, но в мою дверь всегда стучался кто-то другой. На семинарах, зажигая сигарету – а в те годы это можно было делать, – я ждал, что ты откроешь дверь. В переполненном кинотеатре, в баре с друзьями – везде я ждал. Но не мог тебя найти, и ты никогда не приходила. Сколько вечеринок я посетил, и все продолжал надеяться, что случайно встречу тебя, и иногда почти думал, что встретил, но всякий раз это была не ты; тебе тогда было два года, и, пока мы заказывали по второму коктейлю, родители читали тебе вторую сказку на ночь. Как водится, часики тикали. В конце концов я перестал ждать, потому что перестал верить, что ты забредешь в мою жизнь, потому что больше не верил, что ты существуешь. Все остальное в моей жизни случилось: мисс Маргутта, мой брак, Италия, мой сын, моя карьера, мои книги, – но ты нет. Я перестал ждать и научился жить без тебя.

– А чего ты так отчаянно хотел все эти годы?

– Кого-то, кто знал бы меня изнутри, в общем, себя в твоем обличии.

– Давай зайдем, – сказала она.

На мгновение я подумал, что она хочет подняться наверх, и с ужасом представил, как мы потревожим жильца, который теперь живет в моей квартире.

– Лучше не надо.

– Я имею в виду в подъезд.

Не дожидаясь моего ответа, она открыла большую стеклянную дверь.

Я сказал ей, что теперь, почти тридцать лет спустя, в подъезде по-прежнему привычно пахнет кошками, плесенью и гниющей деревянной облицовкой.

– Подъезды никогда не стареют, разве ты не знал? Встань здесь, – сказала она, снова принимаясь меня фотографировать. Она все время пятилась, чтобы я влез в кадр, а меня прямо притягивало к ней.

– Ты сдвинулся с места.

– Миранда, – наконец произнес я. – Ничего подобного со мной никогда не происходило. И вот что меня пугает…

– Что на этот раз?

– Я мог опоздать на поезд и так и не узнать, каким мертвым был всю жизнь.

– Ты просто боишься.

– Но чего?

– Того, что завтра все это может разлететься по ветру. Но это не так.

И теперь, стоя в старом подъезде, запах которого я так хорошо знал, я хотел рассказать ей о том, как странно снова оказаться здесь и почувствовать, что все годы посередине были просто ничейной землей с мелкими, тривиальными радостями – словно ржавчиной на моей жизни.