|
А теперь начинается та часть истории, которую я никогда не искуплю. Происходящее казалось такой глупой игрой, что я сказала брату, мол, теперь его очередь, и даже пристыдила за то, что он замешкался. Тут-то я и поняла – а не раньше, – что баловство с его другом было лишь уловкой с моей стороны, потому что хотела я своего брата, и чтобы он занялся со мной любовью, а не просто трахнул, – поскольку то было бы самым естественным делом между нами, и, возможно, заниматься любовью и есть самое естественное дело. Даже друг стал его подначивать. «Не стоит, она моя сестра», – никогда не забуду его слов. Он встал, натянул джинсы, снова лег на кровать и продолжил смотреть телевизор. С тех пор брат никогда не оставался со мной наедине, и, если мы находимся в компании и вынуждены сидеть на одном диване, он обязательно садится с другого края. Мы никогда не обсуждали тот случай, и я знаю, что он и по сей день стоит между нами, когда мы чмокаемся при встрече или обнимаемся на прощание, а потому мы по возможности стараемся этого не делать. Я знаю, что он так и не простил ни себя, ни меня. Но и сама я так и не простила его. Ведь я предложила старшему брату всю себя, потому что боготворила его. Ну что, я тебя шокировала? Тебе противно?
– Нет. Она выбросила остаток мороженого. – Терпеть не могу вафельные рожки, – призналась она. Мы приближались к отелю, и она сменила тему: – Для меня эта встреча не на одну ночь. – И для меня тоже. – Кстати, – вдруг опомнилась она. – Мне нужно позвонить. А тебе? Я покачал головой и спросил: – Что ты ему скажешь? – Кому, отцу? Он давно уже спит. – Своему бойфренду! – Не знаю, и это неважно. А тебе совсем никому не нужно позвонить? Я посмотрел на нее. – Уже давно не нужно. – Просто хотела уточнить. – Пойдем ко мне в отель. Она закончила разговор меньше чем за тридцать секунд. – Торопливо и небрежно, – заметил я. – Он и сексом так занимается. Сказал, что не удивлен. И с чего бы ему удивляться. Вот и все. Я ему сказала: «Это не обсуждается». Мне очень понравилось выражение «Это не обсуждается». Однажды она и мне так скажет. Как только мы вошли в номер, я заметил на полке для багажа возле узкого стола свою сумку. В номере был всего один стул. Я помнил, как собирал сумку очень рано утром, но теперь мне вдруг показалось, что это было в другой жизни. Я помнил, как эта сумка стояла рядом с диваном в доме ее отца. Видимо, носильщик оставил ее здесь днем. Я быстро огляделся и понял, что этот номер куда меньше, чем мне казалось, хотя я всегда просил именно его. Поэтому я извинился перед Мирандой и объяснил, что, приезжая в Рим, всегда стараюсь заселиться в этот номер из-за балкона. – По площади он буквально в семь раз больше номера. И вид на Рим отсюда потрясающий. – С этими словами я открыл ставни и вышел на балкон. Миранда последовала за мной. На улице было зябко, но вид открывался изумительный, как у ее отца. Отсюда отчетливо виднелись все подсвеченные купола римских церквей. Однако номер был по-прежнему меньше, чем в моих воспоминаниях, и места едва хватало, чтобы обойти большую кровать. Даже света здесь недоставало. И все же меня это мало заботило. Мне все нравилось как есть. Я искоса поглядел на Миранду; ее тоже вроде бы ничего не заботило. Я хотел обнять ее, а потом мне в голову пришла необычная идея. Я пока не стану раздеваться. И не стану срывать с нее одежду, как это показывают в фильмах. – Я хочу увидеть тебя обнаженной, только увидеть. Сними майку, рубашку, джинсы, белье, ботинки. |
