Томо юмора не понял, поинтересовался с серьезным видом:

    – А что, с ирокезами у Халлоранов тоже были счеты?

    – Ноль информации, - сказал Каргин. - Я, видишь ли, не очень осведомлен в истории их семейства. Может быть, даже у Юлия Цезаря были к ним претензии. Или у Наполеона.

    Он поднялся, чувствуя, что хоть немного, да отдохнул. Перед глазами уже ничего не прыгало, руки и ноги не дрожали, и даже царапина на ребрах вроде бы не беспокоила. Сунув ладонь в прореху комбинезона и приложив ее к повязке, он убедился, что ранка почти не кровоточит, вытер пальцы о штанину и пробормотал:

    – Черт с ними, со счетами Патрика, ему теперь судья Господь. Наша задача - выжить! Выжить! Нам бы только ночь простоять и день продержаться…

    Томо вскочил, взвалил мешок на плечи, уставился на руки Каргина.

    – Кровь? Ты ранен, Керк-сан?

    – Пустяки, осколком зацепило. Просто вымотался. Весь день сплошная беготня и суета.

    Весь день и всю жизнь, подумалось ему. Может, на каком-то перекрестке не туда свернул? Может, права была Марина - посватался бы к папе-железнодорожнику, не знал сейчас хлопот? Или пошел бы к Перфильичу в "варяги"… тоже работа не пыльная: бей бандюг, спасай купцов-торговцев и стриги капусту! Тишь, гладь и красота! Но если вдуматься, сытая жизнь ведет к инфаркту, а бегать полезно для здоровья. Побегаешь, посуетишься - глядишь, до чего-нибудь и добежишь. Например, до Кэти Финли, ласточки…

    Каргин представил ее лицо, яркие губы, карие глаза под арками тонких бровей, и вздохнул. Жаль, что подруга не прилетела! Это с одной стороны, а с другой - счастье, что ее тут нет.

    Он посмотрел на часы - было двадцать один ноль-пять, время не слишком раннее, но и не позднее: как раз, чтобы выспаться и на рассвете залезть куда-нибудь повыше да приложить десяток крысюков. С этой мыслью Каргин поднял винтовку, кивнул Тэрумото и зашагал к темневшим над пальмовой рощей скалам Хаоса.

    Глава 13

    Иннисфри, Хаос и Нагорный тракт; ночь с 23 на 24 июля

    Минут через сорок Каргин уже блаженствовал у крохотного костерка, мерцающего в глубине пещеры. Его царапина была промыта и перевязана, голова покоилась на круглых девичьих коленях, в ногах, прислоненная к стене, поблескивала винтовка, а под руками - так, чтоб дотянуться - стояли вскрытые банки с тушенкой и компотоми. Часовые, Тейт и Слейтер, несли дежурство у входа в грот, японец подбрасывал ветки в огонь, и даже Нэнси была при деле - гладила шею Каргина и щекотала за ухом.

    Пир души, именины сердца! Не хуже, чем в Вальгалле. Пива, правда, нет, зато имеются банка персиков и рыжая валькирия…

    Единственный диссонанс вносили Боб и Хью, принц-наследник с референтом. Сквозь наплывавшую дрему Каргин лениво прислушивался к ним; голос Арады был холоден и спокоен, Паркер горячился, и в его раздраженном баритоне то и дело проскальзывали визгливые нотки. На этот раз спорили не о наследственных правах и не о том, кому положено снимать и назначать, а о вещах конкретных. Вопросов было два, очень знакомых любому россиянину: кто виноват и что теперь делать. Бобби винил в случившемся уже не столько стражей-латиносов, развратников, пьянчуг и нерадивых слуг, сколько старого Патрика и, не скупясь на сочные эпитеты, нес дядюшку по кочкам - за неуступчивость в делах с клиентами и жадность; Арада пытался его защитить, доказывая, что если человек не беспринципен, не склонен к алчности и не способен обувать партнеров на все четыре колеса, то он не бизнесмен. Во всяком случае, пушками ему не торговать; мылом - еще куда ни шло.