– Приношу свои глубочайшие извинения, что побеспокоил вас, сэр. Да, я знаю, что у вас срочные дела. Но я сейчас в Нью‑Йорке, и я получил весьма надежные сведения насчет все той же фармацевтической компании, акции которой мы распродавали месяц назад. Она называется «Гудфарм». Видите ее у себя на экране? Я только что услышал, что очень скоро у нее будет большой рывок на рынке. Они собираются объявить о крупном исследовательском проекте, это открывает совершенно новые возможности. Вы первый, кому я позвонил. Возможно, акции уже пошли вверх. Да? Хорошо. Я думаю, повышение будет гораздо значительнее. Теперь вы понимаете, что я знаю, о чем говорю. Сколько покупать? Грузовиками, вот что я вам скажу. Удвойте обычный заказ, а лучше даже утройте. Да, да, я тоже вижу, как они пошли в гору. Кстати, может быть, вы захотите помочь своим друзьям? Пусть тоже отхватят кусочек.

Чен внимательно слушал то, что ему говорили по телефону; он держал перед собой доклад, которым его снабдил Том Рейли.

Хуа, негромко переводивший, взглянул на Марца. «А он молодец», – заметил аспирант.

Но Марц уже и сам это понял. Эллиот сидел за другим столом, он пил кофе и следил за экранами своих компьютеров. Им предстояло стать свидетелями колоссального взлета акций «Гудфарм». Уже был рост на четыре пункта, и движение набирало обороты, график все круче шел вверх по мере того, как просыпались первые европейские трейдеры.

Что касается миллиона долларов и сестры Чена, то эта проблема, казалось, осталась в прошлом. Фелпс забрал у Чена и Тома Рейли телефоны, по которым звонил шантажист, и отключил их. А Чен не спрашивал, как Марц намерен поступить с шантажистом. Ну и отлично. С ним они разберутся позже. А с учетом того, как быстро растут акции «Гудфарм», может быть, и никогда.

42

Отец показался ему страшно легким: Рэю доводилось таскать детей, которые были тяжелее.

– Слава богу, что вы вовремя пришли, – сказала Венди.

– Он пострадал? – Рэй ступал очень осторожно, перед входом в коридор он повернулся боком. Уложил отца на койку Медсестра сначала подключила трубку с водой. Потом дилаудид. Отец тяжело дышал и был почти без сознания.

Она пощупала ему кости, проверила пульс.

– А кровь на груди?

– Разошелся шов. Серьезного кровотечения я не вижу.

– А трубки для нефростомии?

– Одну будет легко вставить на место. Со второй придется немного повозиться.

– Что он делал там, внизу?

– А вы не видели? – спросила она.

– Нет.

– Рылся в картотечных шкафах, в своих бумагах.

– В бумагах?

– По‑моему, в своих старых делах. Одно у него было в руке, когда я его нашла.

– Какое?

Она указала на зеленую папку, лежащую на столе:

– Вот это.

Рэй взял папку. Но перед этим он уже нашел заметки, которые отец сделал своим теперешним тонким, неразборчивым почерком: «тюрьма, дом человека с дерьмом, имя значит победитель». Он проглядел папку. «Викториос сьюридж Виктора», Марин‑парк. И от руки нарисован план здания, стоящего в дальнем конце площадки.

– Он был в таком хорошем настроении после ее визита.

– Визита? Какого еще визита?

– К нему приходила поразительно красивая китаянка. Вы ведь знаете, кто она, правда?

– Да…

– Ну вот, она была здесь, надеялась увидеться с вами, а в итоге увиделась с ним.

– Когда она ушла?

– Да уже несколько часов назад! Вроде бы она сказала, что выйдет, а потом вернется, но тут я не уверена.