Чен кивнул. Все‑таки он, что ни говори, быстро усваивал информацию.

– Мне надо будет назвать им какие‑то большие цифры, – заметил он.

– Дай ему их, – вмешался Марц.

– Если мы быстро получим одобрение Федерального управления по питанию и медикаментам, то запустим продукт в серийное производство через восемнадцать месяцев. Объем продаж за первый год составит, по нашим подсчетам, восемьсот миллионов долларов, за второй – миллиард девятьсот и так далее. Не забывайте, что объем целевой группы потребителей быстро возрастает. Кстати, это цифры лишь по стране, объем продаж по всему миру будет как минимум вдвое больше. При быстром проникновении и доминировании на рынке, где доля нашего продукта, по нашим подсчетам, составит восемьдесят процентов, при повышении чистой прибыли на одну единицу продукции благодаря снижению себестоимости уже через пять лет мы планируем выйти на уровень чистой прибыли, превышающий два миллиарда…

– Подождите, пожалуйста, – взмолился переводчик. – Слишком быстро.

– Нет, – возразил Чен. – Нет, не быстро. Я вижу. Я понимаю. Моим китайским друзьям это понравится.

40

Она меня бросила. Он позвал сиделку, но не дождался ответа. Смотрит телевизор, потому что ей стало скучно смотреть, как он умирает. Ему надо потолковать с сыном. Рэй должен скоро вернуться, но время терять нельзя. Он осмотрел свои трубки. Одна для болеутоляющего, одна для подачи воды, три – для того, чтобы мочиться: по одной в каждой почке плюс катетер в пенисе.

Одну за другой он их выдернул, кроме той, что шла к левой почке: ее вытащить не удалось. Ладно, неважно. Он вынул конец этой трубки из мочеприемника – пусть волочится за ним.

Он откинул одеяло. Вот черт: он увидел длинный шрам, незаживший, с высохшими и сморщенными краями. Это надо обдумать, сказал он себе. Он вынул из‑под спины подушки и скинул их на пол. Потом скатился с кровати и тяжело упал на них.

Было ли ему больно? Нет. Он задумался, сумеет ли он ползти на животе. Он попытался приподняться, упираясь ладонями и коленями. Верхнюю часть туловища пронзила боль, он почувствовал, как натягиваются рубцы и швы. Нет, так не получится. Он перевернулся на спину и стал продвигаться по полу, отталкиваясь ногами, хватаясь за ножки столов, за ручку двери, за все, что могло ему помочь. Руки у меня все еще крепкие, понял он.

Лестница. Он посмотрел на ступеньки. Он точно знал, сколько их: девятнадцать. Он их красил, чинил, укреплял расшатавшиеся доски. Медленно перенес ноги вперед, поставил их перед собой, словно мальчик, садящийся на тобоган, и оттолкнулся от первой ступеньки. Идея была в том, чтобы совершить управляемый спуск по лестнице, преодолевая ступеньки одну за другой.

Он хорошо справился с первыми тремя ступеньками. Но потом его занесло в сторону, он свернулся в клубок, не сумел остановиться и рухнул головой вниз, пролетел последние десять ступенек и свалился под лестницу, где был ход в подвал, на картонную коробку с печными фильтрами.

Был один мальчик, его звали Виктор…

Все в порядке, подумал он, задыхаясь. Больно, но голову я не зашиб. Шрам разошелся, где‑то на уровне груди сочилась кровь.

Опустившись на прохладный пол подвала, он очутился перед картотечными шкафами, расставленными по годам; материалы в ящиках были разложены по алфавиту. Какой год? В каком году он беседовал с этим Виктором? Про что они тогда говорили? Про «Янки».