Он с беспокойством посмотрел на меня:

– Вы что-то ему сказали?

– Вчера я все ему сказал. Он выхватил револьвер и едва не выстрелил. Думаю, он бы меня прикончил, если бы его не остановила жена.

– Вы бросили обвинение ему в лицо?

Я кивнул.

– Тогда я едва ли могу порицать его за то, что он хотел вас убить. Вам известно, где он сейчас?

– В прозекторской, возле тела свояченицы.

Уэстмор повернулся на каблуках и зашагал по коридору. Дойдя до металлической двери в конце, он остановился и некоторое время смотрел на нее, потом, наконец, постучал.

Дверь открылась, и из комнаты вышел Черч. Уэстмор что-то ему сказал. Черч молча отодвинул его и направился по коридору в мою сторону. Взгляд его словно был устремлен на что-то, находящееся за стеной, а рот кривился в свирепой усмешке. Он вышел на улицу; рев мотора его машины нарушил утреннюю тишину и постепенно затих вдали.

Уэстмор медленно двинулся следом, наклонив голову, как будто он пробивался сквозь невидимые препятствия. Подойдя ко мне, он осведомился:

– Если бы вы могли допросить Черча, какие вопросы вы бы ему задали?

– Спросил бы, кто застрелил Керригана и Энн Майер.

– Надеюсь, вы не предполагаете, что это сделал он?

– Я предполагаю, что он знает об этих убийствах куда больше, чем говорит. Прошлой ночью он позволил Боузи ускользнуть с грузовиком Майера.

– Боузи так говорит?

– Практически да. Он побаивался говорить напрямик.

– Что бы он ни сказал, вы не можете использовать это против такого человека, как Черч.

– Я видел Черча на дороге через перевал около часа ночи. Он отпустил постовых, перекрывавших путь, и занял их место, что весьма необычно...

Уэстмор поднял руку чисто прокурорским жестом.

– Вы сами себе противоречите. Черч не мог находиться в двух местах одновременно. Если он был на дороге к перевалу в час ночи, то не мог застрелить Керригана. А вы точно знаете, что Боузи воспользовался именно этим маршрутом?

– Точно я ничего не знаю.

– Я это подозревал. Очевидно, Боузи пытается сочинить себе алиби.

– Вам удалось подцепить на крючок молодого профессионального преступника, поэтому вы все связываете в один узел и вешаете ему на шею, – сказал я. – Мне известно, что это стандартная процедура, но я от нее не в восторге. Мы расследуем не просто профессиональное преступление. Это сложное дело, куда замешаны и профессионалы, и любители.

– Не такое сложное, каким вы пытаетесь его представить.

– Может быть, когда мы получим ответы на все вопросы, оно окажется значительно проще. Но пока мы их не получили.

– Я думал, вы рассматриваете Черча в качестве ответа.

– Черч меня озадачивает, – отозвался я. – Думаю, вас тоже, хотя вы не хотите в этом признаваться. Вы бы не защищали его, не будь у вас на то причины.

– Я его не защищаю. Он не нуждается в защите.

– Разве вы сами не подозреваете его хотя бы немного? Вы видели его реакцию на смерть Энн Майер.

– В конце концов, она его свояченица, а Черч – человек эмоциональный.

– Может, лучше сказать страстный?

– К чему вы клоните?

– Она была ему больше чем свояченицей. Они были любовниками.

Уэстмор устало провел рукой по лбу:

– Я слышал, что у них была связь. Но это ничего не доказывает. Напротив, это делает еще менее вероятным то, что он имел отношение к ее смерти.

– Он мог убить ее из ревности.

– Вы видели горе на его лице.

– Видел. Убийцы испытывают горе, как и все остальные.

– К кому он мог ее ревновать?

– Я могу назвать кое-кого. Во-первых, Акисту. Он был давним поклонником Энн Майер и приезжал на озеро в субботу вечером.