– Что если я займусь напитками, а вы запишете их на наш счет, раз уж мы сами можем смешать их?

Официант и кассирша некоторое время колебались. Хозяин уже давно ушел.

– Почему нет? – сказала девушка. – Если знаете, как их делать, faccia pure, валяйте.

Оливер, сопровождаемый бурными овациями, вальяжно направился за барную стойку и несколько секунд спустя, добавив в джин лед и каплю вермута, уже энергично тряс коктейльный шейкер. В крошечном холодильнике рядом с баром оливок не оказалось. Пришла кассирша и, поискав, достала полную миску. «Оливки», – произнесла она, глядя на Оливера в упор, мол, Они были у тебя прямо под носом, ты вообще смотрел? Ну, что еще?

– Может, соблазнишься выпить мартини с нами? – спросил он.

– Этим вечером тут полный дурдом. От маленькой порции вряд ли станет хуже. Сделай одну.

– Хочешь, научу?

И он принялся объяснять тонкости приготовления сухого мартини в чистом виде. Он с легкостью вжился в роль бармена.

– Где ты этому научился? – спросил я.

– На курсах барменов. В Гарварде. По выходным я подрабатывал барменом в течение всех лет учебы. Потом стал шеф-поваром, потом распорядителем. Плюс покер.

Его университетские годы, стоило ему завести о них речь, приобретали ослепительное магическое сияние, как будто принадлежали другой жизни, к которой у меня не было доступа, поскольку она была частью прошлого. Доказательство ее существования обнаруживалось, как сейчас, в его умении смешивать напитки, или различать виды граппы, или общаться со всеми женщинами, или в адресованных ему таинственных квадратных конвертах, прибывавших в наш дом со всех концов света.

Я не завидовал его прошлому, оно меня не смущало. Эти аспекты его жизни носили тот же таинственный характер, что и случаи из жизни моего отца, произошедшие задолго до моего рождения, но отражающиеся в настоящем. Я не завидовал его жизни до меня, не горел желанием вернуться назад в прошлое, где он был семнадцатилетним.

За большим деревянным столом в деревенском стиле нас оставалось не меньше пятнадцати человек. Официант объявил о закрытии во второй раз. В течение десяти минут другие посетители разошлись. Официант стал опускать металлический ставень под тем предлогом, что уже настал час chiusura. Музыкальный автомат наконец выключили. За разговорами мы могли пробыть здесь до рассвета.

– Я шокировал тебя? – спросил поэт.

– Меня? – спросил я, не вполне понимая, почему из всех сидящих за столом он обратился именно ко мне.

Лючия неотрывно смотрела на нас.

– Альфредо, боюсь он знает о грехах молодости больше тебя. E un dissoluto assoluto, он законченный развратник, – произнесла она нараспев, уже привычно потянувшись рукой к моей щеке.

– В этом стихотворении тема одна и только одна, – сказала Straordinario-fantastico.

– Вообще-то, в «Святом Клименте» их четыре, по меньшей мере! – возразил поэт.

В третий раз нам объявили о закрытии.

– Слушай, – прервал официанта владелец книжного магазина, – может, позволишь нам остаться? Мы вызовем такси для юной леди, когда закончим. И заплатим. Еще по мартини?

– Как хотите, – отозвался официант, снимая фартук. Он махнул на нас рукой. – Я иду домой.