— Голову морочить не нужно. Я себя назвал. Ты кто?

— Зови меня Мэри, — услышал он после короткой паузы.

— Кличка?

— Почему? Я не блатная. Ты же хочешь меня как-то звать, Олег.

— Мэри — по паспорту?

Девушка легонько высвободила руку.

— Марией родители назвали. Машкой. Марусей. Скажи, Мэри лучше звучит?

— Пусть так, — кивнул Кобзарь. — Уже что-то проясняется. С родителями живешь?

— Это важно? Я совершеннолетняя, между прочим.

— Вижу.

На вид он давал ей не более двадцати четырех. Но при этом мысленно отметил: жизнь успела ее заметно побить. Так что реально Мэри могла быть лет на пять моложе. И если напуганной девушке меньше двадцати, она слоняется по киевской околице. Которая еще и недалеко от Окружной дороги.

Просит помощи у незнакомцев.

Интересно.

На Окружной и вокруг нее тусуются проститутки.

Уличные.

Отчаянные попытки сбежать от сутенеров — не такая уж редкость. Кобзарь за годы работы в розыске в совершенстве изучил свой район. Часто выезжал на место, где находили изувеченное тело очередной проститутки, преимущественно совсем юной. Так наказывали за намерение резко уйти из профессии, которую выбирают, живя иллюзиями о красивой обеспеченной жизни. Постоянные клиенты, выезды на элитные загородные базы, перспектива пойти к кому-то на содержание… Волшебных сказок не получалось, после первого изнасилования в ответ на «нет» относительно группового секса наступало прозрение — вместе с безысходностью.

— Ты на мента похож, — сказала вдруг Мэри.

— Многих знаешь?

— Или на бандита. — Она будто не слышала. — Те же яйца, только в профиль.

— Грубишь. Резкая очень.

— Заметил? У нас иначе никак. Не выжить, все жестко.

— У вас — это где, извините?

— На Донбассе.

Кобзарь повел плечами:

— Так.

Других слов сейчас не нашел.

— Что — так?

— Ничего. Вспомнил, где сталкивался с таким восприятием мира раньше. Защищаешься и нападаешь одновременно. Не разберешь, что, когда и к чему.

— Но ты не из наших.

— Был там.

— Где?

Это уже напоминало допрос. Олег не заметил, как начал терять инициативу вместе с контролем над ситуацией. Сейчас его вела на своей волне девчонка, которая искала помощи и боялась поверить не тому. Причастность к проституции все равно отбрасывать не стоило, но Кобзарь уже не был так уверен в правильности догадки.

— Район Гранитного, если тебе это о чем-то говорит.

— Почему же, говорит. Там война. Ты воевал. Доброволец или вооруженные силы?

— Имеет значение?

Мэри покачала головой:

— Это Донецкая область, Волноваха недалеко. Я из Ровеньков, это уже Луганская. Город на рвах, если слышал, — грустно улыбнулась она. — Родители там остались. То есть, — она откашлялась и быстро исправилась, — вернулись назад. Где-то с полгода.

— Ты почему здесь?

— Что мне там делать? Мы не то чтобы сильно за какую-то политику, знаешь… От войны убегали. Много таких было, когда все началось. Потом не прижились. Негде особо жить.

— Ты, значит, нашла.

— Отдельная история. Не очень веселая. Ну его все! — Мэри тряхнула головой. — Переселенка, беженка, как хочешь. Даже когда война закончится, Ровеньки — закрытая тема. Не хочу.

— Дело твое.