Оказывается, у жён, в их естественной среде обитания, совсем другие повадки.

Видимая часть айсберга, где мне демонстрировали озабоченность тряпками, зваными ужинами и прочей ерундой, повернулась другой стороной.

— Кто-нибудь подскажет мне, что у нас сегодня на обед? — задал я тестовый вопрос, не поверив собственным глазам, — Впрочем, занимайтесь своими делами, сам спрошу, — поднялся я с места, увидев пять непонимающих мосек, какие иногда можно заметить у занятых людей, когда их отвлекают от работы явной чепухой.

— Что у нас на обед? — спросил я у знакомой кухарки.

Давненько мы с ней познакомились. Ещё в ту пору, когда Дашка с её мамой — княгиней, наклюкавшись, затеяли песни у меня дома распевать, а кухарка страдала у них под дверьми, вытирая передником слёзы жалости.

— Да, что уж успела, — ответила она, теребя в руках полотенце, — На первое уха стерляжья, с грибами и икрой, на второе глухарь запечённый и дюжина рябчиков, ещё пирог с зайчатиной, и нарезки всякие, из балыков и окороков, — начала перечислять бойкая баба, загибая пальцы, — Для узкоглазеньких… Ой, простите Ваше Сиятельство дуру грешную… — взвыла она.

Ты продолжай, — дал я движением головы ей понять, что таких оговорок не одобряю, но наказаний не последует.

— Рис я для них отварила. Двух видов. И капустку «вырви глаз» им приготовила. Больно уж охочие они до своей апчхи.

— Кимчхи или чимчи, — поправил я.

— Так, я про неё и толкую. Понятно, что разносолы ещё всякие поставим. Всякие груздочки — рыжики, и прочее. К чаю пироги с малиной и черёмухой подадим, и сладости модные, из взбитого белка с сахаром, и «картошку» шоколадную. Больше мы ничего не успели приготовить, уж не гневайтесь. Нам только поутру про ваш приезд сказали.

— Нормально. Нам и половины не осилить, — улыбнулся я, представив, как убивалась на кухне эта баба, имея при себе всего лишь двух помощниц.

Если что, в столичном особняке у меня около дюжины работников кухни числится, не считая шеф-повара. Так что, будет, с чем сравнивать.

* * *

— Как жизнь, как здоровье? Всё ли хорошо в твоей Семье? — поинтересовался я у Анвара, после недолгой гонки по руслу реки на своём весьма специфическом транспорте.

Вон он, мой катер на воздушной подушке, и сейчас торчит почти у самых ворот верхней усадьбы Семьи Анвара. Совсем чуть-чуть до самого верха холма не дотянул.

— Благодарствую, батони. С Семьёй всё хорошо, даже внуки появились. Двое уже своими ногами пошли, — порадовался мегрел, давая понять, что без меня такого вполне могло бы и не случиться, и он это помнит и понимает.

— Я рад, что у тебя всё благополучно, — кивком поблагодарил я ладную молодку, что принесла нам кувшин вина и блюдо с тонко нарезанным сыром.

Наверняка какая-то из жён его сыновей расстаралась, заметив гостя у ворот.

— Всё, да не всё. Я много лет сыновей на совесть обучал, — прорезался акцент в голосе кавказца, что с ним бывало, когда он волнуется, — А теперь вижу, что зря время тратил. Они с весны не знают, чем себя занять.

Прикинув время своих разъездов, я вынужденно кивнул, признавая справедливость упрёка, пусть и с некоторой натяжкой по срокам.

— Об этом и хотел поговорить, — попробовал я вино на вкус. — Скажи мне честно, ты никогда в зале с Чашами ничего не замечал?

— Мелькает там что-то, но глазом не могу уследить. Вроде только мелькнуло, а постараешься увидеть, и там нет никого.

— Вот значит, как, — покачался я на задних ножках стула, разглядывая небо над головой, — И сыновья тебе ничего никогда не рассказывали?

— Сначала про котёнка заикались, а потом и вовсе про барса начали говорить.