— Нет! Нет! Не верю!

— Ну вот, и ты тоже… Почему все близкие люди принимают меня за актера?

Близкие, с удовольствием отметила Кэрри. Значит, я попала в этот ограниченный круг?

— А… ты сам за кого себя принимаешь? — тихо спросила она.

Люк вздохнул, положил ногу на ногу и уставился на неровную от дождя поверхность озера.

— Знаешь, Кэрри, если честно, может быть, поэтому я до сих пор и не выбрал жену среди прихожанок.

Ему тотчас вспомнилась Мэрион и вечер, в который он чудом удержался от рокового для себя шага…

— …Ну как тебе, моя милая прихожанка? Тебя впечатлила сегодняшняя проповедь?

— Да, Люк, отец сегодня хорошо сказал, особенно в той части, где речь шла о женщине-матери. — Мэрион подняла на него влажные глаза. — О том, как нелегко воспитать настоящую мать. — Ее голос звучал так торжественно, что Люку захотелось расхохотаться. — Конечно, моему папе ничего не надо придумывать, — с гордостью отметила Мэрион, — потому что моя мама — это и есть идеальная мать. Ты ведь знаешь, у мамы до меня родились близнецы, мальчики, но Господь забрал их. Это ужасно для матери, однако мама говорит, что тяжкие испытания помогают нам изменить наш характер, который прославит Бога.

Люк слушал и молча кивал, глядя на Мэрион. В тот момент она казалась ему бестелесной и призрачной, даже при том, что он прекрасно видел, какая у нее высокая грудь под вязаным жакетом из толстой шерсти, какие стройные бедра под твидовой юбкой. Но… его не влекло к ней, когда он слушал ее благочестивые речи.

А Мэрион продолжала развивать интересную ей тему:

— У моей подруги Салли ребенок родился с травмой, он умер в девять месяцев. Она признавалась, что молитвы и помощь моей матери в материнском центре ее просто спасли. Салли говорила, моя мама плакала вместе с ней и это удерживало ее от отчаяния.

— Да, твоя мама сильная женщина, — согласился Люк.

И очень властная, добавил он про себя. Она сама, без чьей-либо помощи, организовала при церкви материнский центр. Приходящие туда женщины находят там не только духовное ободрение, поддержку, они собирают игрушки для детей, фломастеры для рисования, обмениваются детскими вещами.

— Все женщины и дети этого центра — мамины дети, — с улыбкой проронила Мэрион. — Думаю, Господь благословил маму на это, иначе не было бы такого успеха. Я слышала, как женщины говорили, что они пребывали в глубочайшей депрессии, сидя дома в одиночестве, и они так благодарны Господу, что центр открыт. — Она помолчала, потом посмотрела на Люка серыми, как зимнее небо, глазами и сказала: — Мы, женщины-христианки, можем поспособствовать тому, чтобы церковь тратила время, силы и деньги на то, чтобы все, отмеченное в Писании, было достигнуто в реальной жизни.

— Мэрион, ты говоришь так, словно готовишь проповедь, — заметил Люк.

— Взойдя на кафедру, я бы сказала: материнство и отцовство серебрит наши волосы, но сохраняет молодость души. У нас возникает еще один шанс вернуть в свою жизнь детские песенки, игры и детские глупости. Я бы сказала им, что дети придают смысл семейным традициям, праздникам, они вливают новые силы в генеалогическое древо. Господь радуется всем временам года, век за веком, потому что знает — новые поколения детей с восторгом придут в этот мир и увидят первый весенний цветок, первую снежинку, первый золотой лист осени и первую земляничку… — Голос Мэрион задрожал от избытка чувств, а на глазах заблестели слезы.

— А ты на самом деле не хотела бы сама стать пастором? Среди пасторов уже есть женщины, они служат весьма успешно.

Мэрион пожала плечами.