Старик, угрюмо взглянув через плечо, сердито пробормотал:
— Клюет… как же! — и опять уставился на поплавок. — Из-за тебя, жених, вся рыба подохла.
— Как так?!
— А так… разорался в телевизоре, то… да сё, а в какой бутыли не сказал… Так все в речку и вылили…
— И что ж теперь? — прошептал Травкин.
— Что?!.. Теперь всех уволят, наверное, вот чего! С утра — ни одной поклевочки!
Иван Сергеевич сгорбился, вжал голову в плечи и зашагал через мостик. Перейдя его, он спустился к воде, присел на корточки и поставил банку с рыбками в осоку.
Легкий дождь все еще шуршал по листве. Тихо, задумчиво текла река, еще сонная и прозрачная.
Иван Сергеевич осторожно сунул руку в банку, поймал рыбку, опустил руку с рыбкой в реку и медленно разжал пальцы. Рыбка юрко скользнула в глубину. Иван Сергеевич тем же образом выпустил остальных рыбок. Он не торопился.
Тучки просветлели, в промытую листву деревьев ударил низкий и ясный солнечный луч. Солнце засверкало на каждой травинке и на каждом листке.
Иван Сергеевич взял чемодан и пошел к дому.
Из дыры в заборе вылез черный кот, потянулся и, брезгливо поджав лапы, побежал через улицу. Травкин поддал ходу, махнул рукой. И кот вдруг послушно остановился, как бы пропуская Ивана Сергеевича вперед себя. Все это несколько прибавило ему бодрости, решительными шагами, помахивая чемоданчиком, Травкин направился к дверям своего дома и скрылся за ними.
Дед Митрич дремал, когда поплавок повело, и удочка в его старых руках дрогнула. Дед открыл глаза, хищно подсек и выхватил из воды добычу. Посмотрев на нее, Митрич остолбенел. Пойманная рыбка сказочно сверкала на солнце, посвечивая золотыми плавниками, и показалась деду ожившей сказкой его детства…
Не горюй!
Резо Габриадзе, Георгий Данелия
Это было в Грузии в конце позапрошлого столетия.
В то прохладное июльское утро по вьющейся между бирюзовыми холмами дороге двигались двое путников. Один из них, Глонти, молодой рыжий доктор, расставив длинные ноги, восседал на осле, другой же, Коста, шестидесятилетний крестьянин с тощей курицей в руке, шел пешком. Путники тихонько напевали в такт шажкам осла и время от времени потягивали из маленького бурдюка густое красное вино.
— Приехали, — сказал Бенжамен, когда за поворотом внизу, у подножия горы, показался кособокий черепичный городок.
Он оперся ногами о землю и, хлопнув осла по серому потертому задку, выгнал его из-под себя.
— Спасибо.
— Нет. Это тебе дорогой, спасибо! — запротестовал Коста. — Но только разреши, мы тебя до дома довезем!
— Нет, я пешком…
— Но тогда, доктор, это возьми! — Коста протянул Бенжамену курицу.
— Не надо, друг мой, спасибо.
— Нет, это тебе, дорогой, спасибо! Возьми, умоляю!
— Нет, это я тебя умоляю!
— Но я первый попросил!
— Ну, хорошо… Скажи отцу, чтобы пока не прыгал.
— Не будем!
— А через недельку я вас навещу…
— Я за тобой заеду!
— Не надо…
— Умоляю! — снова взмолился Коста.
— Нет, это я тебя умоляю!
— Ну спасибо…
— Нет, это тебе, дорогой, спасибо!
Коста вскочил на осла и поскакал обратно в горы, а Бенжамен, размахивая курицей, зашагал вниз к городку…
Варлаам, рыжий веснушчатый мальчишка лет одиннадцати, и его сестра, маленькая капризная Цицино, сидели на пороге узкого голубого домика, на двери которого блестела табличка: «ДОКТОР БЕНЖАМЕН ВАРЛААМОВИЧ ГЛОНТИ». |