Нет смысла задавать вопрос, ответ на который я уже знал. Последние остатки гордости, безжалостно растоптанные ею, продолжают сжигать заживо уже новое тело. Тело, возрождавшееся. Тело, к которому я привык за тысячи лет. Без души и сердца. Как и двадцать лет назад. И словно ледяной водой по нервам, замораживая их, лишая чувствительности, а значит – и возможности ощущать собственную смерть после каждой из этих постановок Алерикса.

При каждом воспоминании о нём жестокая ярость каменным молотом обрушивается на сознание. Ярость на него и на себя, на то, что как ни пытался, так и не смог понять, почему… какого дьявола факт предательства Лии меркнет по сравнению с тем, что она спала с ним? Почему больше угнетают воспоминания о ней в объятиях другого мужчины, чем крах планов, которые я строил не один десяток лет? Почему, будь я проклят, миллионы потраченных денег кажутся пылью на фоне её измены, чем бы она ни была вызвана?

Если бы только я знал, что он принудил её, что взял силой… Лучше ненавидеть себя, чем того, кого любишь. Но я видел его глазами её улыбку и затуманенные глаза, слышал стоны, которые слышал он сам…мерзавец позволил мне ощутить, как сжимала она его в спазмах оргазма. И я презирал себя именно за то, что знал: простил бы этой суке всё, кроме измены.

«Сладкая… такая сладкая, Нейл… Пожалуй, я не казню тебя на месте именно за этот твой подарок».

Можно подумать, он бы смог сделать это в любом случае. Я знал, что максимум, что мне грозило, – это ссылка в Мёртвые земли. И пусть для остальных подобное наказание приравнивалось к медленной и мучительной смерти, я с нетерпением ждал собственного этапирования под купол. Больше того – предвкушал этот момент. То, что для некоторых означает смерть, для других становится главной точкой взлёта.

Алерикс сильно просчитался, выбрав не тот момент, чтобы явиться в камеру. Он ожидал увидеть моё отчаяние, мои страдания и безысходность, только не учёл, что переживания бесконечны только для тех, кто любит страдать. Я же всегда предпочитал причинять боль другим, чем смаковать её сам. Нельзя заставить кого-то изо дня в день хоронить одни и те же эмоции и мысли и надеяться, что они останутся прежними. Похороненные некогда чувства иногда восстают из могил, подобно мертвецам. Но и подобно мертвецам, от них слишком воняет тухлятиной, чтобы поддаваться вновь и вновь эйфории боли. Так что император был слишком разочарован тем, что я даже не попытался наброситься на него в порыве ярости. Остается только надеяться, он не забыл, что не в моих правилах разочаровывать своих врагов. Вот только их желания я предпочитаю исполнять с небольшой корректировкой на свои собственные.

Дня суда я ждал ещё до объявления о нём императором, зная, что у него яиц не хватит устроить показательную казнь Верховного консула без проведенного хотя бы на бумаге следствия. Только не в том случае, когда его зовут Нейл Мортифер, и за ним стоит едва ли не половина всех местных аристократов, которые если и не будут громко возражать против моей смерти, то впоследствии с охотой перекроют Алериксу доступ к своим богатствам. Нельзя ударом ноги ломать ножки стула, на котором сидишь, и не ожидать падения. И наш правитель понимал это, как никто другой.

– Господин, – страж распахнул массивную верь, склонив голову и не глядя в глаза, – пора.

Я молча встал со стула, следуя за ним в коридор, где ожидали ещё трое закованных в стальные одежды Деусов, которые точно так же упорно избегали встречаться глазами со мной. Обсидиан перестал глушить способности, и я с маниакальным удовольствием вдыхал отголоски страха Низших, стараясь насытиться перед заседанием.

Мы поднимались из тюрьмы по крутой лестнице с каменными ступенями, оставляя за спинами тёмный подвал с запахами сырости и отчаяния. И если кто-то не знает, как воняет отчаяние, то пусть воскресит в памяти свое самое тайное воспоминание, то, которое прятал глубоко внутри, стараясь не вынимать из груди вместе с кусочками сердца.