Но Тамара обогнала полдень и явилась первой. С полотенцем на голове, она вышла из ванной царственной походкой, совсем не по‑царски оставляя на полу мокрые следы.

А когда на ходу распахнулся халат, то меня заставили вздрогнуть не узкие белые трусики с бантиком впереди. Я увидел родинку, маленькую коричневую родинку, разместившуюся чуть ниже и левее пупка.

И у меня возникло вдруг чувство... Ну, нечто подобное возникает, когда видишь в толпе человека и миг спустя понимаешь, что это твой старинный знакомый, которого ты сто лет не видел и вот случайно наткнулся на него в толчее возле винного магазина в предпраздничный день.

Тамара, похоже, не заметила моего взгляда. Она прошествовала к дивану, высокомерно подняла брови, окинув взором водку и икру, но тем не менее присела в паре метров от меня.

– Ничего другого ты не нашел? – спросила она. – Хотя ничего другого ты и не мог найти. Разве что пакетик с чипсами у меня в комнате завалялся. Поищешь?

– Тамара, – сказал я, пропустив мимо ушей всю эту лабуду по поводу чипсов, – а ты не врешь насчет той ночи?

– Какой еще ночи? – Тамара посмотрела на меня так, как смотрит, должно быть, английская королева, если ее спросят, не брала ли она случайно вантуз.

– Той самой. Когда нас занесло в одну постель, а потом я проснулся одетым... А потом пришел Шота, и я спрятался под кровать.

– Что именно тебя интересует из этих чудесных событий?

– Ночь. Ты уверена, что у нас ничего не было?

А такой взгляд мог быть у Майкла Джексона, если бы его остановил полицейский и потребовал бы права. Хотя я не уверен, что Майкл Джексон сам водит машину.

– Я пока еще склерозом не страдаю, – холодно произнесла Тамара. – И уж такое... Это было бы для меня шоком на всю оставшуюся жизнь.

– Вот‑вот, – поддержал я. – Шок бывает разный, и после шока можно потерять часть памяти, как раз ее кусок насчет самого шокирующего события!

– Но ведь и ты сам ничего не помнишь! – парировала Тамара.

– Уже не уверен, – сказал я и покосился на Тамару, но и родинку, и вообще все, на чем можно было бы остановить взор, скрывал голубой купальный халат. Я печально вздохнул и посмотрел на часы. До полудня оставался час. Водка на столе меня не вдохновляла, икра тоже. Можно было воспользоваться спокойной обстановкой и снова поломать голову над загадками, которые продолжал нам подбрасывать Джорджик после своей смерти, но меня уже начинало тошнить от дискет, шантажа и жестокостей. Это и вправду было похоже на эпидемию, только на особую эпидемию, которая никак не может закончиться даже после того, как ее источник надежно погребен.

И кто знает, может, и меня не миновала эта болезнь. Ведь иммунитета от нее, похоже, не было.

8

Это случилось в одиннадцать сорок. Я так точно запомнил время, потому что то и дело смотрел на часы, ожидая полудня. Я уже не мог сидеть на диване, я раз сто обошел кругами холл, тупо разглядывая обстановку и иногда раздраженно отвлекаясь на звуки телевизора: Тамара убивала время одним из самых жестоких способов – мыльной оперой.

И вот примерно на сто первом круге, скользя взглядом по стене, потом перескакивая на лесной пейзаж за окном, а потом снова на стену, я вдруг остановился перед окном.

– Тамара, – сказал я, разглядывая чуть изменившийся пейзаж. – У вас ведь тут и другие дачи неподалеку?

– Они ближе к озеру, это километра полтора отсюда, – механически ответила Тамара, не отрывая глаз от экрана.

– Может, у вас тут места грибные?

– Первый раз слышу...

– Тогда что здесь может делать этот джип?

Тамара не сразу поняла смысл моих слов, но потом вскочила с дивана и подбежала ко мне, встревоженно пропыхтев на ходу:

– Кто? Где? Этот?

Некоторое время мы молча смотрели на темную тушу джипа, волшебным образом возникшую среди осин метрах в ста от коттеджа.