– Тамара давно не приходила, – сокрушенно заметил Гиви. – А вот ты пришел, – и он показал мимикой, как ему неприятно, что вместо Тамары пришел я. – Зачем пришел?

– Это насчет Шоты. Я решил сам к вам прийти, прежде чем вы захотите меня увидеть. Я хочу вам объяснить.

– А куда ты торопишься? – философски заметил Гиви. – Дождись своей очереди, за тобой придут... Друзья Шоты очень хотели бы с тобой поговорить.

– Может быть, вы сами с ними переговорите? – сказал я, и мне показалось, что Гиви на миг онемел от такой наглости. – Хотя, – торопливо добавил я, – это вам самому решать, с кем и когда разговаривать... Просто перед разговором посмотрите это... – и я положил на стол видеокассету.

– Порнуха? – равнодушно спросил Гиви. – Шота кого‑то трахает? Ты же работал на Джорджика, а мне сказали недавно, что Джорджик любил снимать такие вещи...

– Это не порнуха, – сказал я. – Это как Шота умирает.

Гиви поднял левую кисть, и рядом со столиком возник один из двоих могильщиков. Гиви сказал ему несколько слов по‑грузински, и через пять минут на соседнем столике появился телевизор с видеомагнитофоном.

– Давай посмотрим, – сказал Гиви.

На экране возникла спина Шоты, загородившая половину дивана. Но мое лицо было хорошо различимо.

* * *

" – Я как‑нибудь без твоих дурацких советов разберусь, – бросил мне Шота. Он шагнул влево, и стало видно лицо Тамары.

– А Гиви знает о том, что ты собираешься делать?

– Гиви Иванович знает обо всем, что делается. И он одобряет все, что я делаю. Я звонил ему час назад. И он мне сказал: «Шота, дорогой, делай как знаешь. Я тебе доверяю. Ты меня никогда не подводил». Гиви Ивановичу плевать на тебя, Тома. Есть ты, нет тебя... Это не его уровень... Я буду в коридоре. Не хочу смотреть. Поел недавно".

* * *

Гиви чуть удивленно поднял брови.

– А у меня язва, – сказал он, глядя, как Шота дергается, складывается пополам и падает на пол. – Ем всякое дерьмо. Овощи вареные...

Пленка кончилась, и Гиви повернулся ко мне.

– Это кто писал?

– Это случайно записалось, – сказал я. – Вы сами знаете, чем занимался Джорджик, так вот Шота решил нас с Тамарой убить в комнате, предназначенной для таких съемок. Как только кто‑то садился или ложился на диван, камера автоматически включалась и все записывала. Я об этом не знал. Шота, само собой, тоже.

– Ясно, – сказал Гиви, нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и кассета резво выпрыгнула из отверстия. – И ты мне хочешь сказать, что эта кассета содержит улики против меня как организатора покушения на ваше убийство, что эта кассета – только копия, а оригинал находится в надежном месте, и что если с тобой или с Тамарой что‑нибудь случится, то кассета попадет в руки прокуратуры или милиции... Так?

Он говорил это устало, будто произносил такие фразы по сто раз на дню.

– Это действительно копия, – сказал я, – но дело не в этом.

– Интересно, – сказал Гиви. – А в чем?

– Умные люди не обсуждают убийство по телефону, – сказал я. – Мне кажется, Шота что‑то напутал.

– Да, – медленно кивнул Гиви. – Пожалуй. Какой‑то он был рассеянный в последние дни... И вот это: «...никогда не подводил...» И вот это: «...одобряет все, что я делаю». С кем‑то он меня перепутал.