Я не выдержала и одним резким движением сорвала с мужчины шутовскую маску, желая раскрыть инкогнито этого невыносимого и пугающего человека.

Как удалось не завопить от ужаса, не понимаю.

Лицо под маской оказалось покрыто плотным густым гримом. На выбеленном лице кроваво-красная улыбка от уха до уха, глаза перечеркнуты черными вертикальными полосами. Грим лежал так плотно, без изъяна, без единой трещины и потека, что казался просто кожей.

Маска выпала из моих ослабевших пальцев. Тут же чей-то каблук наступил на нее, и донесся тихий, но отчетливый хруст.

— Маска может быть лицом, лицо — маской, — снова рассмеялся «шут», который ничуть не расстроился из-за своей потери. Какой мерзкий смех, в нем не было и на пенс настоящего веселья. Только насмешка надо мной и моей глупостью и слабостью. — Что есть что, миледи? Под вашей маской точно лицо?

Он меня знает. Он совершенно точно откуда-то знает меня! Но я никогда в жизни не встречала кого-то подобного «шуту»!

— Назовитесь, сэр! — прошипела я, титаническим усилием воли заставляя себя унять панику. — Ведите себя как мужчина. Назовитесь.

Под нарисованной улыбкой расцветала и настоящая, отчего поддельная стала еще шире — и лицо казалось перечеркнутым кровавой раной.

— Но я ведь назвался, миледи. Я — шут, — пискляво отвечал незнакомец. И тут же снова его голос стал глубок как бездна. — И я пришел потанцевать с вами в этот прекрасный вечер между. Но вы почему-то недовольны, хотя танцор я преизрядный, не находите?

Он действительно танцевал с легкостью и грацией, которые редко встретишь в мужчинах.

— Ах, вы не отвечаете мне, миледи, как это грубо, — продолжал мой партнер после затянувшегося молчания.

А танец все не заканчивался и не заканчивался.

— Что вам нужно?! — воскликнула я.

Картинно приподнялись в изумлении нарисованные брови.

— Мне? Нужно? Право слово, миледи, мне не нужно ничего. Весь мир и так у моих ног. А вот вам… Вам требуется фунт справедливости и полфунта мести, не так ли? — перешел шут на змеиный шепот. — Ах, как вам все это требуется. Вот только вы так одиноки, так слабы, и нет никого, совершенно никого, кто мог бы помочь вам. Все эти люди — они так злобны, так коварны, так жестоки… Но у них есть существенные достоинства, миледи. Люди хрупки и смертны.

Поворот. Поворот. Поворот.

Танец не заканчивается.

— Какие грезы рождаются в девичьих головках темной ночью? — риторически вопросил незнакомец и сделал вид, что размышляет над этим вопросом. — К примеру, невинная дева в сладостном томлении воображает…

Тут голос мужчины стал бездушным и мертвым как лязг металла.

— …как загорается чей-то дом. Двери его заперты и жильцы не могут выбраться наружу. Кричат, молят о спасении. Но его не будет. Или же о том, как кто-то падает под поезд, который надвигается. А после колеса наезжают на еще живое тело…

Тут мне удалось высвободиться из его рук.

— Хватит!

Шут не стал снова хватать меня.

— Не стоит так бояться собственных желаний, особенно, если они настолько естественны, миледи, — с прежним тонким дребезжащим смешком продолжил он, уже не пытаясь снова вовлечь в танец. Более того, шут начал отступать. — Вы можете все это получить. В подарок.

Незнакомец в цветастом наряде все пятился и пятился, в конце концов, растворившись среди гостей, которые в круговерти своего веселья так ничего не заметили.

Стихли последние ноты вальса.