А Анджеле казалось, что ей нет
надежды на избавление. Ничто, кроме смерти, не может разлучить их, думала
она с отчаяньем. Даже вкус виши наводил ее на мысли о Безиле, и она
вспоминала бесчисленные за эти семь лет ночи, которые она просиживала с ним;
он напивался пьяным, и его речи становились все сумасбродней и сумасбродней,
а она, прихлебывая воду, ждала своей очереди нанести суровый и беспощадный
удар по его тщеславию, и так до тех пор, пока он, пьянея все больше,
становился выше ее нападок, заговаривал ее вконец и уходил с напыщенным
видом.
Она повернулась к окну, когда поезд сбавил ход до скорости пешехода,
один за другим минуя грузовики с солдатами. "Il faut en finir", "Nous
gagnerons parce que nous sommes les plus forts". Крутой народ эти французы.
Две ночи назад, в Каннах, какой-то американец рассказывал, как в прошлую
войну в мятежных частях казнили каждого десятого. "Жаль, что на сей раз у
них нет командующего вроде старого Петэна", - сказал он.
Ее вилла в Каннах закрыта, ключ сдан на хранение садовнику. Может
статься, ей уже не суждено больше вернуться туда. В этом году она вспоминала
о ней только как о месте, где напрасно прождала Безила. Он прислал
телеграмму: "Международное положение не располагает к увеселительным
поездкам". Она выслала ему денег на дорогу, но ответа не получила. Садовник,
должно быть, хорошо заработает на овощах. Да, крутой народ эти французы. А
почему, собственно, принято считать, что крутой - это хорошо? - спросила
себя Анджела. Она терпеть не могла крутых яиц, даже на пикниках в
заповеднике. Крутые. Переваренные. Перехваленные за их варева. Когда
заявляют о любви к Франции, имеют в виду любовь к еде;
древние считали утробу вместилищем всех глубоких чувств. Переезжая на
пакетботе через Ла-Манш, она слышала, как один коммивояжер радовался Дувру и
английской еде: "У меня эта французская мешанина поперек горла становится".
Банальное нарекание, размышляла Анджела, так говорят и обо всей французской
культуре двух последних поколений... "Мешанина", затхлые ингредиенты из
Испании, Америки, России и Германии, замаскированные соусом из белого
алжирского вина. Франция умерла вместе с монархией. Теперь нельзя даже
поесть хорошо, разве что в провинции. Еда, всюду еда. "Поедом есть..." Безил
уверял, что однажды в Африке съел девушку; теперь вот уже семь лег как он
ест Анджелу. Как тот лисенок спартанского мальчика... Спартанцы при
Фермопилах расчесывали волосы перед битвой; этого Анджела никак не могла
понять, ведь Алкивиад коротко остригся, чтобы угодить народу. Интересно, что
же все-таки думали спартанцы о волосах? Безилу придется постричься, когда он
уйдет в армию. Афинянину Безилу придется сидеть за общими трапезами
спартанцев, с выстриженной до синевы шеей, которую прежде прикрывали темные
волосы, неопрятно спадавшие на воротник. |