— Большое спасибо, что пришли, — сказал Грюнель. — Не соблаговолите ли присесть?

Я опустился в кресло, такое глубокое, что я едва не опрокинулся навзничь. Я примостился на краешке, не зная, куда девать ноги и руки. Хотел бы я, чтобы Кейт была здесь со мной. Она-то знает, как вести себя в обществе утонченных модников.

Шторы были ещё раздвинуты, открывая вид на Вандомскую площадь. Мелкий дождик сверкал в лучах прожекторов, направленных на величественную бронзовую колонну в центре площади. По колонне вились иероглифы, покрывавшие её до самой верхушки, где стояла статуя Наполеона весьма напыщенного вида.

— Сигарету, мистер Круз?

— Нет, благодарю вас.

— Виски? Или, может, чего-нибудь другого? Портвейн, бренди? — Он указал на шеренгу бутылок на столике для напитков.

— Спасибо, нет.

— Вы слишком молоды, чтобы обзавестись такими дурными привычками.

Он налил себе в бокал какой-то янтарный напиток и уселся напротив меня на софу.

— С вашей стороны было ужасно любезно прийти. Мистер Прусс, я думаю, объяснил вам, почему мы здесь.

— Да, объяснил.

— Я уверен, что вы понимаете, насколько моя семья хотела бы вернуть себе собственность нашего деда.

— Конечно.

— Мистер Прусс сказал, что вы один из его лучших курсантов.

— Он слишком добр ко мне, — отозвался я.

— Вы служили штурманом на борту «Бродяги», не так ли?

— Помощником, у мистера Домвиля.

— Я так понял, что это был очень непростой рейс.

— Да, верно.

— Но зато вышло так, что вы видели «Гиперион».

— Это действительно было очень странно, сэр.

Рукава его смокинга были немного коротковаты.

Я бы, может, и не заметил этого, если бы его запястья и предплечья не были на удивление волосатыми, и всякий раз, когда он подносил сигарету ко рту или тянулся за бокалом, стоящим на краю стола, рукава вздергивались кверху, демонстрируя эту пышную поросль. Матиас Грюнель богат как черт, так почему же, скажите на милость, он носит дорогущий смокинг, который ему мал? Я три года проработал на борту шикарного воздушного лайнера, и уж одно насчет богачей я знаю точно: на них одежда всегда хорошо сидит. Я ещё подумал: может, Матиас Грюнель уже промотал фамильное состояние и теперь разорен и лишь пытается сделать хорошую мину при плохой игре?

— Вы, по всем отзывам, толковый молодой человек, — продолжал Грюнель. — Ваш декан не был уверен, что вы сумеете вспомнить многое, но мы, разумеется, будем в высшей степени признательны за любую информацию, которую вы сможете нам дать. И мое семейство совершенно убеждено, что, если нам удастся достать «Гиперион», вы должны получить пять процентов от его стоимости.

— Это слишком великодушно с вашей стороны, сэр.

Газета оценила стоимость содержимого «Гипериона» в пятьдесят миллионов. Я понятия не имел, была ли это объективная оценка или полная выдумка. Но это означало бы два с половиной миллиона мне лично. Это была слишком невероятная сумма, чтобы просто представить её себе. Её хватит на пять жизней.

— Мы будем настаивать, — улыбнулся Грюнель. — В конце концов, без ваших координат как бы мы могли надеяться отыскать корабль? Меня всегда очень огорчало, что дедушка не смог выполнить свою последнюю волю. Он был очень любящим родственником, мистер Круз.

Матиас Грюнель умолк на минуту, наверно стараясь совладать с чувствами. Он встал и повернулся ко мне спиной, уставившись в окно.