Когда однажды студенты вынесли из классов скамьи в коридор, превратив его на время в актовый зал, директор сказал им:

— Скоро нам дадут «коробку», и мы своими руками сделаем себе институт.

Конечно, сделают! Здесь двух мнений быть не может!

С первых же дней Лиля сдружилась со светловолосой, баскетбольного роста, коротко подстриженной хохотушкой Инкой, года на три старше ее, а к Новожиловой немедля «прилип» Василек — тихий, до робости деликатный белобрысый парнишка, очень стеснявшийся того, что — наверно, с детства — у него трубочкой было свернуто правое ухо.

Инка была истинной ростовчанкой — с громким голосом, энергичной жестикуляцией. Во время оккупации она сумела укрыться от угона в Германию, родители у нее погибли в бомбежку, и жила Инка одна в комнате на ветхой, уцелевшей Темерницкой улице.

Василек же Петухов приехал из Краснодара, и приютили его в Ростове родственники.

По накрепко въевшейся привычке Лиля решила и в институте вести дневник. У отца была толстая тетрадь в черном, пахнувшем клеем коленкоровом переплете. На первой зеленой странице она красиво вывела: «1944 год. Студенческие дни».

Начала она дневник 22 апреля, в день своего восемнадцатилетия. Сначала выписала с листка отрывного календаря стихотворение Людмилы Татьяничевой:

Да, предрассветная звезда их не свела. Как была бы она счастлива раствориться в его интересах, заботах, увлечениях! Время не в силах напрочь снять боль утраты, но самолюбие, гордость, как могли, все же притупили ее.

Смешной случай произошел недавно. На улице заговорил с ней незнакомый чернявый лейтенант, лет двадцати двух, с бегающими глазами. На погонах у него эмблема связистов. Довел до дома, а через день незаметно подстерег у парадного и поднялся за ней на их этаж. Напросился в гости. В комнате решил поразить Лилю игрой на пианино. Подсел к инструменту, небрежно открыл крышку и стал играть халтуру и по-халтурному. Закончив, театрально занес пальцы над клавишами, опросил с готовностью:

— Хотите, сыграю по заказу?

— Халтуру не люблю, — отрезала Лиля.

Тогда гость — он назвал себя Владленом — решил повести литературно-салонный разговор:

— А какого вы мнения о Пьере Безухове и Андрее Болконском? Слышали о таких?

— Слышали, — подлаживаясь под его тон, ответила Лиля. — Пьера не люблю за бесхарактерность, князя Андрея уважаю за силу воли, но не люблю за властолюбие и показной героизм.

Владлен словно бы и не услышал ее, ему, видно, важно было сказать свое:

— А я, несмотря на личный подвиг на фронте, больше уважаю Пьера, чем Андрея. Вот приехал за орденом.

— Рада за вас, — сердито буркнула Лиля, — а чай вы уважаете?

Он не понял издевки, решил добить провинциалку юмором:

— Из всех жидкостей больше всего уважаю русскую горькую.

Потом начал рассказывать о какой-то своей знакомой, которая преуменьшала свой возраст:

— Как будто мне ее варить… Между прочим, сегодня в кино идет «Джордж из Динки-джаза», не мотануться ли?

— Не мотануться… Мне надо подготовиться к лекции.

— У тебя необщительный характер, — переходя на «ты», с осуждением заметил Владлен, вставая.

— Какой есть…

На третий день товарищ лейтенант сделал Лиле, как он изволил назвать, официальное предложение пройти в ЗАГС, а получив отказ, кажется, был не очень-то обескуражен и отбыл в неизвестном направлении с гордыми словами:

— А жаль. Игра бы стоила для тебя свеч.

Когда Лиля рассказала об этой истории Инке, та, человек добрый, доверчивый, всем готовый поверить, всех считающий хорошими, пожалела Владлена:

— Напрасно ты с ним так сурово обошлась.