Теперь скажите мне, как дальнейший прогресс человечества в каком бы то ни было направлении закреплен этим утонченным цветком Процесса? Интеллектуальная энергия, индустриальная мощь использовались без ограничения, чтобы сделать возможным этот ужас; огромное количество храбрых молодых людей изуродованы или убиты. Есть ли в этом какой-нибудь отбор? Можете вы вообразить себе, что, шагая вдоль этих шеренг, люди вообще придут хоть куда-нибудь?

Почему они делают такие вещи?

Ими не руководит всеобщая тяга к злу. Если вы возьмете серию исследований и разработок, проведенных в последнее время по использованию ядовитых газов, вы обнаружите, что эти работы велись преимущественно дружелюбными, честными и добродетельными, благонамеренными людьми. Каждый из них вложил свою частицу, как сказал бы мистер Дэд; каждый из них, используя вашу фразу, доктор, был самим собой и воспользовался своим дарованием в соответствии с движением мира вокруг него; каждый из них, сэр Элифаз, честно воспринимал мир таким, каким он его находил. Они жили в неинформированном мире без общего взаимопонимания и коллективного плана, в мире, не ведающем о своей настоящей истории и не имеющем концепции будущего. И в эти ужасы они сползли из-за недостатка мирового образования. Из совершенных ужасов не было извлечено никакого урока, и не возникла никакая воля по той же самой причине. Каждый человек живет невежественно в своих собственных обстоятельствах, от куска до куска хлеба, изо дня в день, во власти то одного, то другого болтуна-политикана.

Позвольте мне привести еще пример пути, по которому человеческие способности и энергия, если их предоставить самим себе — без координации, без общего базиса и цели, без Бога, — кинутся в тупики и закоулки обычных ужасов; позвольте мне немножко напомнить вам о том, что такое подводная лодка и что она собой знаменует. В этой стране мы вспоминаем о подводной лодке, как об орудии убийства; но мы думаем о ней как о чем-то занятно придуманном и, уж во всяком случае, не мучающем и нс уничтожающем тех, кто ею управляет. Я не стану напоминать вам истории, заполняющие наши газеты, и рассказывать о людях, тонущих ночью, о переполненных шлюпках, заполненных моряками и пассажирами, которые расстреливаются шрапнелью и топятся, о людях, которые пытаются выбраться из моря на нападающую подводную лодку, а у них отбирают спасательные пояса, чтобы они наверняка утонули после ее погружения. Нет, я хочу, чтобы вы подумали о подводной лодке как таковой. Есть род безумного поверья, что убийство, пусть даже жестокое, оправдывается выживанием убийцы; мы считали так, извиняя, к примеру, уничтожение коренных тасманийцев, которых пристреливали, если они попадались на глаза, или оставляли на их тропах отравленную пищу. Но чудо подводных лодок состоит в том, что они мучают и убивают собственные свои команды. Они явились чудесами недальновидной изобретательности германцев и их противников, послужившей для никому не выгодного, бессмысленного разрушения. Они примеры почти что квинтэссенции замысловатой бесполезности и ужаса, куда загнали человечество отдельные идеи о жизни, идеи о ее воинственной и соревновательной сущности.

Возьмем простого немецкого парня, с весьма недалеким умом, с обычной человеческой расположенностью к доброте и некоторой долей храбрости, ставшего в конце концов моряком на одной из этих лодок. Рассмотрим его случай. Вы найдете в нем пример того, что мы делаем для человечества. Ребенком он был сообразителен, способен, восприимчив. Был он также эгоистичен, жаден и подозрителен. Его было легко увлечь и легко напугать. Он любил делать вещи, если знал, как их делать; он был способен к привязанности и к обиде. Он был чистым листом бумаги, на котором можно было написать что угодно. Его учили родители, приятели, школа. Говорили ли они ему что-нибудь о великой истории человечества? О кровном братстве со всеми людьми? Сказали ли они ему что-либо об открытиях, об исследованиях, об усилиях и достижениях человечества? Нет.