|
Он любил делать вещи, если знал, как их делать; он был способен к привязанности и к обиде. Он был чистым листом бумаги, на котором можно было написать что угодно. Его учили родители, приятели, школа. Говорили ли они ему что-нибудь о великой истории человечества? О кровном братстве со всеми людьми? Сказали ли они ему что-либо об открытиях, об исследованиях, об усилиях и достижениях человечества? Нет. Они говорили ему, что он принадлежит к чудесной белокурой расе, единственной, которая что-то значит на этой планете. (Такая исключительная раса никогда не существовала; это всего лишь ложь, предназченная для истребления людей.) Все эти учителя внушали ему подозрительность, ненависть и презрение ко всем другим расам. Они набили его голову страхом и враждебностью. Все германское, как утверждали они, хорошо и блистательно. Все негерманское опасно и зловредно. Они взяли в пример несчастного актера — германского императора — и прославляли его до тех пор, пока он не засиял в мозгу этого парня подобно звезде… Мальчишка рос моральным уродом; его способности к преданности и самопожертвованию свелись к фанатической лояльности по отношению к кайзеру и ненависти ко всему иностранному. Пришла война, и юноша выказал огромное желание отправиться туда, где он нужнее всего. Ему сказали, что война субмарин — верный способ нанести врагам его страны завершающий удар. Служить на подводной лодке — значило быть на острие копья. Он считал, что напрасно надеяться быть принятым на такую жизненно важную службу, на которую могут рассчитывать разве только принцы. Но ему повезло; он был признан годным. Его стали готовить на подводника… Я не знаю, джентльмены, насколько глубоко вы помните вашу юность. Директор школы, пожалуй, лучше помнит свои юные годы, чем другие люди, потому что ему непрерывно напоминают о них. А ведь это время самых чистых помыслов, безграничных амбиций, острого, едва пробудившегося чувства красоты. И молодой человек видел себя героем, сражающимся за своего полубожественного кайзера, за дорогую Германию, против холодных и злобных варваров, сопротивляющихся ей и готовых ее погубить. Он прошел через муштру и обучение. И вот он в первый раз спустился внутрь подводной лодки через узкий люк. Это была несколько холодная, но чудесная, волшебная машина. Как могло это средоточие изобретений, усовершенствований, прекрасных металлических деталей, замечательного технического мастерства не быть воплощением правоты? В его голове роились видения, в которых гордые вражеские боевые корабли, получив сокрушительный удар, переворачивались и тонули в морских волнах, а он наблюдал за делом своих рук сурово и гордо, со сдержанным ликованием и чувством, что Германия отмщена…
Вот как было сформировано его сознание. Сознание такого рода создано и создается в мальчиках повсюду в мире… Вся беда в том, что нс существует общего плана, — каждая личность при воспитании этого мальчика, так же как и каждая личность при создании подводной лодки, должна «быть самой собой» и «внести свою долю», следовать собственным побуждениям и интересам, не обращая внимания на целое, невзирая на любой план или цель в делах человеческих, не ведая о Духе Божьем, который мог бы объединить нас и повести к общему употреблению всех наших способностей и энергии. Но позвольте мне продолжить историю нашего молодого человека… Наступил день, когда он осознал реальный смысл работы, которую выполнял на своем посту. Он стоял у одного из орудий субмарины во время атаки на какой-то несчастный грузовой пароход. И тут ему стало ясно, что война, которую он ведет, это не героическая схватка за величие или превосходство, а простое уничтожение морского транспорта. Он видел расстреливаемый маленький корабль, видел, как ранили и убивали несчастных людей, и это были не тираны морей, а обычные моряки — такие же люди, как и он. Он видел, как их шлюпки разлетались на куски. Обычно такие затопления происходили на рассвете и при закате солнца, при стелющемся свете, создававшем мир черных линий и силуэтов, раскачивающихся на медленной зыби холодно сверкающих волн. |
