Чарли рассмеялся.

— Да по большей части так оно и есть, — сказал он. — Она много на что успела наложить руку.

Успокоившись, он заговорил тише. Ник даже решил, что Чарли и сам испугался того, что сказал.

— Как думаешь, она знает, что я тебе помогаю?

— Она простит тебя, — заверил его Ник. — Мэри гордится своим умением прощать. Она даже меня простила бы, перестань я «сеять хаос и смятение». Впрочем, ты же не просто «помогаешь мне», я нанял тебя, а бизнес есть бизнес, верно?

Ник передал Чарли чашку, наполненную шоколадом, — его плату за труды.

— Когда-нибудь он мне надоест, — предупредил Чарли.

— Ну, что ж, — ответил Ник. — Больше мне дать нечего.

Чарли пожал плечами, дав понять, что это не беда.

— Да, ерунда, — сказал он. — Я всегда могу обменять шоколад на что-нибудь другое.

В этом он был прав. Хотя испачканное шоколадом лицо выглядело ужасно, в Стране затерянных душ оно стало для Ника настоящей золотой жилой. Он имел несчастье погибнуть в четырнадцать лет, не успев умыться, но, по мере того как он уходил все дальше и дальше от своей земной жизни, небольшие пятна разрастались, и шоколад покрывал почти все лицо мальчика. «Мы остаемся такими, какими себя помним», — однажды сказала ему Мэри. Но почему же я лучше всего помню эти дурацкие пятна, часто спрашивал себя Ник.

Элли, девочка, погибшая в автокатастрофе вместе с Ником, никогда не насмехалась над его испачканным шоколадом лицом. И даже когда дети, жившие под крылом Мэри в башнях-близнецах, стали называть Ника Херши, она помогла ему не забыть настоящее имя. Когда он думал об Элли, ему становилось грустно. Они вместе попали в Страну, вместе дошли до Нью-Йорка и пережили множество приключений. Нику всегда казалось, что их судьбы каким-то образом переплелись, но теперь каждый шел своим путем, а Ник даже толком не попрощался с Элли. Она наверняка добралась домой и узнала, что случилось с ее семьей. Ник не знал, решила ли Элли воспользоваться своей монетой, чтобы завершить путешествие по Стране. С одной стороны, понимая, что, закончив путешествие, Элли обрела бы мир и покой, Ник от всей души желал ей этого. С другой стороны, его порой одолевали эгоистичные мысли, заставлявшие мечтать о новой встрече с ней.

— Смотри, — сказал Чарли. — Мэри улетает.

Ник посмотрел туда, где приземлился «Гинденбург», и увидел, что он поднимается в воздух.

— Нужно было дождаться ее под деревом, — сказал Ник. — Тогда бы мы наконец встретились лицом к лицу.

— Не, ничего бы не вышло, — предположил Джонни-О. — Если бы она тебя там увидела, даже спускаться бы не стала.

Конечно же Джонни был прав. Но Ник не мог заставить себя отбросить мечту о новой встрече с Мэри. Он не хотел видеть ее побежденной, просто мечтал посмотреть на нее. Побыть рядом. Что бы ни случилось между ними, Ник продолжал ее любить. Чарли или Джонни-О его бы не поняли, но для Ника это было яснее ясного, ведь он понимал Мэри, наверное, лучше, чем она сама. Она стала жертвой своей пуританской натуры — страсть к порядку, который она во что бы то ни стало пыталась насадить в Стране затерянных душ, поработила ее. Ник мечтал открыть ей глаза на истинное положение дел, объяснить ей, что вреда от ее действий больше, чем пользы. Потом, мечтал он, я буду рядом, чтобы утешить ее, помочь пережить горький момент познания истины, разочарование от того, что все, во что она верила, рушится и распадается на глазах. Поняв, как она ошибалась, девушка наверняка захотела бы принять точку зрения Ника, и они могли бы вместе отыскивать и освобождать затерянные души.