Я же взял на себя письменный стол. Не мудрствуя лукаво, для начала принялся выдвигать ящики. Так, вот этот какой-то подозрительный – выглядит не таким глубоким, каким должен быть. Так и есть – фальшивое дно, под которым… М-да, бумажные деньги Российской империи, разного достоинства, от трёх рублей до сотни. Навскидку – тысяч на десять, может, и больше. Неплохие деньги для директора библиотеки.

– Серафим, а здесь царские ассигнации в ходу? – поинтересовался я.

– А хрен его знает, – пожал плечами Корсаков. – В прошлом году в ходу были, а нынче не знаю.

– Трофеи нужны? Если нужны, забирай.

Нашим пригодятся.

Корсаков только отмахнулся – потом, мол. Ну, потом, так потом. Лучше бы, конечно, это были золотые червонцы – больше пользы и для подполья, и для меня.

Больше тайников не нашлось, хотя я вспомнил все потайные места, где они гипотетически могли быть. Проверил крышку, ящики, даже ощупал стенки на предмет обнаружения потайных ниш. Среди бумаг тоже не нашёл ничего интересного. Какие-то счета, квитанции о получении грузов, акты о приёмке книг. Вон, тут лежит огромная бумага, удостоверяющая, что Архангельская городская дума передает в дар общедоступной библиотеки сто экземпляров издания… Крестинина!

Теоретически деловые бумаги могут содержать шифры, тайные коды, послания, но, скорее всего, они именно то, чем кажутся.

– Командир, а вот это что такое? – поинтересовался Корсаков, вытаскивая из-под книжного шкафа фотоальбом.

Альбом солидный, очень тяжёлый, в переплёте из натуральной кожи (м-да, опять заговариваюсь – разве в ту пору появилась искусственная?), с медными вычурными накладками. В общем-то, ничего сверхъестественного. Только зачем фотоальбомы засовывать под шкаф?

А внутри вместо семейных фотографий обнаружились почтовые карточки, или, как их называли в ту пору, «Postkarten».

Я перетащил альбом на стол и принялся методически просматривать все страницы, а пост-карты вытаскивать из прорезей, читать адреса и надписи на обороте и складывать в стопку.

Итак. Текст отсутствует. Обратный адрес везде: Warszawa. Poste restante. 12. Можно предположить, что «Варшава. До востребования». Сегодня это писали бы по-русски, но латинскими буквами. Зато картинки самые многообразные. Тут тебе и симпатичные барышни в польских национальных костюмах, и усатые паны, словно сошедшие со страниц книг, козочки и овечки. Много детишек – мальчики, целомудренно чмокающие в щёчку девочку, девочки, завязывающие бантик любимой кошке. А эта вообще прелесть – пухлый малыш, сидящий на горшке и зажимающий нос!

Всего я насчитал девяносто две карточки с разными иллюстрациями. Самая первая датирована осенью девятьсот седьмого года, а последняя – августом пятнадцатого. В принципе, ничего удивительного. В сентябре одна тысяча пятнадцатого наша армия оставила Польшу. Получается, Зуев получал по одной карточке в месяц. И что бы это значило? Чистый лист может означать что угодно – всё без изменений, или напротив, какое-то руководство к действию. Возможно, шифром служил не текст, а картинка или фотография. Ладно, это мы отложим в сторонку, при случае переправим на «Большую землю». Не думаю, что альбом может пригодиться Советской России, но пусть шифровальщики ломают головы – авось, пригодится на будущее.

Почему Зуев не уничтожил карточки, хотя это наверняка следовало сделать? В рассуждении, что никто не обратит внимания? Или эти почтовые карточки дороги ему как память? Как-никак, закончил Варшавский университет – ностальгия, понимаете ли. Стоп, а если господин Зуев не англичанин, а этнический поляк, завербованный английской разведкой? В принципе, такое возможно. Отношение ляхов к России никогда не было доброжелательным, а сами они всегда считались нигилистами и революционерами.