Эльен, о грядущем возвращении которого она успела благополучно забыть, застал их в обнимку по соседству с Дерозе: убрать виолончель пока было недосуг. И если Ева дёрнулась, когда дверь открылась, Герберт даже не шелохнулся. Аристократы привыкли не замечать слуг, а у тех (судя по неуловимости скелетов, встречи с которыми за всё время пребывания в замке Ева могла пересчитать по пальцам) умение быть незаметными входило в плоть и кровь… Ну, и в кости, остававшиеся после утраты того и другого.

Наверное, вскоре Ева тоже привыкнет. Привыкла же валяться на кровати прямо в туфлях – Эльен в своё время убедительно растолковал, что в светском обществе принято забираться с обутыми ногами и на диваны, и в кресла, и в застеленные постели. Туфли снимают исключительно перед сном, никак не для коротких отдохновений, а о чистоте пола, мебели и покрывал пусть заботятся слуги…

– Чем занимался? – поборов неловкость, спросила Ева, когда призрак безмолвно удалился, оставив фейр и печенье на прикроватном столике.

– Воскрешающей формулой, – пробормотал Герберт ей в волосы.

Он обнимал её сзади, как дома Ева обнимала подаренного Динкой огромного плюшевого медведя. Скорее сонно, чем страстно.

– Для меня?..

– Для кого же ещё.

Новость была в новинку – она уже свыклась с мыслью, что без посторонней помощи некроманту её не воскресить.

– И как успехи?

– Не слишком хорошо.

Повернувшись в его руках, Ева кончиками пальцев обвела фиолетовые тени, кругами расползавшиеся у Герберта под глазами, лишь сейчас задаваясь вопросом, сколько же, собственно, он спит. Вчера после ухода Миракла они разошлись довольно рано, но Герберт выглядел человеком, который высыпался разве что откуда то. Да и когда бы ему нормально спать? Вся эта возня с пророчеством, уроки и другое времяпровождение с ней, забота о землях под его управлением, а тут ещё и формула…

– Не расстраивайся. Даже для тебя изобрести такое с первого раза было бы слишком сказочно.

– Я работаю над ней неделю, – глядя в точку чуть выше её бровей, проговорил некромант едва слышно. – Пока не вывел даже черновик, с которым можно было бы приступить к опытам. Слишком много сложностей. Слишком много факторов, которые нужно принять в расчёт.

– У тебя сейчас других забот по горло, чтобы ты мог как следует на ней сосредоточиться, – уверенно напомнила Ева, искренне радуясь, что ни капли не тревожится по этому поводу. Меньше всего на свете Герберту сейчас нужны её расстройства и сомнения. – Как разберёмся с пророчеством, дело пойдёт на лад. К тому же Айрес может помочь, ты сам говорил.

– Да. Говорил. – Помолчав, он коротко коснулся губами её губ. – Сыграешь мне?

Ева, помедлив, села. Потянулась за Дерозе, думая о том, о чём предпочла бы не думать.

Она хотела, но не могла забыть давнишние презрительные слова о «мёртвых прелестях». Хотела, но не могла не гадать, каково ему касаться ледяной кожи, обнимать чистую, благоуханную, холодную куклу. Были Герберту действительно приятны эти проявления нежности – или он просто боялся её обидеть?.. С одной стороны, полномерная приязнь при её текущем состоянии была бы странной – и попахивала теми интерпретациями истории Белоснежки, где на поцелуй с девой в гробу (пускай и красивейшей на свете) прекрасного принца толкнули вкусы даже более специфические, чем у достопочтенного господина Грея (не Дориана). С другой – Еве очень не хотелось чувствовать себя… ущербной. Какой, по хорошему, она и являлась.

Герберт наверняка не хуже её понимал, как бы ранила её демонстрация брезгливости с его стороны. Даже если и правда её испытывал.

– Я не делаю того, чего сам не желаю, – послышалось с кровати, пока Ева устраивалась на стуле, выпрошенном у Эльена несколько дней назад.