– Мы два часа разучивали танцы! Честно честно, – запротестовала Ева, откладывая Дерозе на покрывало. – Теперь заслуженно отдыхаем от трудов.

– Неужели?

Вместо ответа она вслед за призраком поднялась на ноги. Исполнила образцовый реверанс, каким керфианским дамам полагалось отвечать на приглашение к танцу: лёгкое неторопливое приседание, одна рука чуть не касается воображаемой юбки, другая – лифа воображаемого платья, прямо напротив сердца.

– О блистательный тир Гербеуэрт, Избранник Жнеца, покровитель Шейнских земель, ярчайшая Звезда Венца Магистров, в сравнении с коей блекнут сами небесные светила, – пропела она, одарив некроманта лукавым взглядом из под ресниц. – Не осчастливите ли своё создание, озарённое величием вашей славы, покорное вашей воле, очарованное светом ваших очей, изволив станцевать со мной тильбейт?

В том, как тот поморщился, Ева без труда различила тщательно скрываемый смех.

– Будь в мёде твоей бессовестной лести чуть меньше патоки, я мог бы и поверить. – Когда некромант тяжело опустился на освобождённое ею место, Ева убедилась: чем бы Герберт ни занимался в часы, минувшие между их утренним уроком и этой встречей, оно здорово его вымотало. – Отдаю должное твоим заслугам, Эльен. Ты неплохо её вышколил.

Дворецкий поклонился в знак признательности – умиление бликами сияло в серых с прозеленью глазах.

– Так ты не желаешь лично удостовериться в моих успехах? – самую капельку жалобно спросила Ева. А что: Он и Она, потрескиванье поленьев в камине, Эльен, на заднем плане выводящий проникновенную песню в лучших традициях лирических хитов Диснея… В конце концов, чем призрачный дворецкий хуже поющего чайника? Еве недоставало многослойного бального платья и лёгкого налёта провинциальности, а Герберту – повышенной шерстистости и рогов, но то было определённо к лучшему.

Нарисованная картинка была до прискорбного сладкой, однако в семнадцать можно изредка позволить себе навестить кондитерскую девичьих грёз.

– Я не танцор. Ни разу, – сказал Герберт, подменяя сахарную вату розовых мечтаний сдержанной кислинкой реальности. – Но великодушно позволю сладкоречивой лиоретте упорхнуть к другому её поклоннику, коли она так хочет порадовать меня наглядным воплощением своего прилежания.

Выразив разочарование демонстративной гримаской, Ева протянула руки Эльену, с готовностью шагнувшему навстречу. Танцевать с призраком было забавно: ощущение его пальцев на талии – невесомых, осязаемых скорее мягкой колкостью ткани, чем реальными прикосновениями, и тем не менее дарящих опору, – могло и более опытную танцовщицу сбить с толку. Но Ева уже привыкла.

С другой стороны,  размышляла она, исполняя замысловатые па под мерный счёт партнёра (керфианский тильбейт, явно состоявший в дальнем родстве с земным менуэтом, танцевали на три восьмых), сладость без кислинки быстро приедается.  И приторности молочного шоколада Ева всегда предпочитала благородную горечь тёмного, а варенью – клюкву в сахаре.

Чёрт, как же она соскучилась по еде! Что за несправедливость: даже учась застольному этикету, не иметь возможности попробовать ни кусочка!..

– Неплохо, – великодушно бросил Герберт, когда они чинно расступились в ожидании вердикта. – Так и быть, поверю, что уроки вы посвящали не одному лишь отдыху от них. Эльен, буду благодарен за фейр.

– Как будто ты и в самом деле в нас сомневался, – сказала Ева, когда призрак оставил их наедине.

– Почему нет?

– Если б сомневался, устроил бы мне экзамен куда раньше. Ты слишком хорошо знаешь Эльена, чтобы позволить себе думать, будто он может тебя подвести.

– Пугающая проницательность. – Герберт откинулся на гобеленовое покрывало, расплескав светлые пряди по цветочному плетению пёстрых нитей.