|
(Аристократ был заика.). Эти слова можно бы поставить эпиграфом ко всем радикальным стихам Брюсова из эпохи 1905 года. Знаменитый „Каменщик" также не выражал взглядов автора. Это — стилизация, такая же подделка, такое же поэтическое упражнение, как напечатанная тут же детская песенка про палочку— выручалочку, как песня сборщиков („Пожертвуйте, благодетели, на новый колокол") и другие подобные стихи. „Каменщик" точно так же не выражал взглядов самого Брюсова, как написанная в порядке „исчерпания тем и возможностей" „Австралийская песня": Кенгуру бежали быстро — Я еще быстрей. Кенгуру был очень жирен, И я его съел. Самое происхождение „Каменщика" — чисто литературное. Это — не более и не менее, как исправленная редакция стихотворения, написанного еще до рождения Брюсова. Под тем же заглавием оно напечатано в „Лютне", старинном заграничном сборнике запрещенных русских стихов. Кто его автор — я не знаю. Пока фельетонисты писали статьи об обращении „эстета" Брюсова к „общественности", — Брюсов на чердаке своего дома учился стрелять из револьвера, „на случай, если забастовщики придут грабить". В редакции „Скорпиона" происходили беседы, о которых Сергей Кречетов сложил не слишком блестящие, но меткие стишки: Собирались они по вторникам, Мудро глаголя. Затевали погромы с дворником Из Метрополя. (Изд-во „Скорпион" помещалось в здании Метрополя.) Так трогательно по вторникам, В согласии вкусов, Сочетался со старшим дворником Валерий Брюсов. В ту же пору его младший брат написал ему латинские стихи с обращением: Falsas Valerius, duplex lingua! В 1913 г. он был приглашен редактировать литературный отдел „Русской Мысли" — и однажды сказал: — В качестве одного из редакторов „Русской Мысли", я в политических вопросах во всем согласен с Петром Бернгардовичем (Струве). Впоследствии, накануне февральской революции, в Тифлисе, на банкете, которым армяне чествовали Брюсова, как редактора сборника „Поззия Армении", — он встал и к великому смущению присутствующих провозгласил тост „за здоровье Государя Императора, Державного Вождя нашей армии". Об этом рассказывал мне устроитель банкета, П. Н. Макинциан, впоследствии составитель знаменитой „Красной Книги В. Ч. К.". (В 1937 г. он был расстрелян). *** Демократию Брюсов презирал. История культуры, которой он поклонялся, была для него историей „творцов", полубогов, стоящих вне толпы, ее презирающих, ею ненавидимых. Всякая демократическая власть казалась ему либо утопией, либо охлократией, господством черни. Всякий абсолютизм казался ему силою созидательной, охраняющей и творящей культуру. Поэт, следовательно, всегда на стороне существующей власти, какова бы она ни была, — лишь была бы отделена от народа. Ему, как „гребцу триремы", было все равно, Цезаря влечь иль пирата. Все поэты были придворными: при Августе, Меценати, при Людовиках, при Фридрихе, Екатерине, Николае I и т. д. Это была одна из его любимых мыслей. Поэтому он был монархистом при Николае II. |
