Изменить размер шрифта - +

    Не завещав Якову Кузьмину торгового предприятия, Кузьма Брюсов обошел его и в той  части завещания, которая касалась небольшого дома,

стоявшего на Цветном бульваре, против цирка Соломонского. Дом этот перешел непосредственно к внукам завещателя, Валерию и Александру

Яковлевичами Там и жила вся семья Брюсовых вплоть до осени 1910 г. Там и скончался Яков Кузьмич, в январе 1908 г. Матрена Александровна пережила

мужа почти на тринадцать лет.
    Дом на Цветном бульваре был старый, нескладный, с мезонинами и пристройками, с полутемными комнатами и скрипучими деревянными лестницами.

Было в нем зальце, средняя часть которого двумя арками отделялась от боковых. Полукруглые печи примыкали к аркам. В кафелях печей отражались

лапчатые тени больших латаний и синева окон. Эти латании, печи и окна дают реальную расшифровку одного из ранних брюсовских стихотворений, в

свое время провозглашенного верхом бессмыслицы :
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене...
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне — и т. д.
    (Подробный разбор этого стихотворения напечатан мною в 1914 г. в журнале „София". Брюсов после, того сказал мне при встрече:
— Вы очень интересно истолковали мои стихи. Теперь я и сам буду их объяснять так же. До сих пор я не понимал их.
    Говоря это, он смеялся и смотрел мне в глаза смеющимися, плутовскими глазами: знал, что я не поверю ему, да и не хотел, чтоб я верил. Я тоже

улыбнулся, и мы разошлись. В тот же вечер он сказал кому-то, повысив голос, чтобы я слышал:
— Вот мы сегодня с В. Ф. говорили об авгурах... Ни о каких авгурах мы не говорили.).

    В зале, сбоку, стоял рояль. По стенам — венские стулья. Висели две - три почерневших картины в золотых рамках. Зала служила также столовой.

Посредине ее, на раздвижном столе, покрытом клетчатой скатертью, появлялась миска; в комнате пахло щами. Яков Кузьмич выходил из своей

полутемной спальни с заветным графинчиком коньяку. Дрожащей рукой держа рюмку над тарелкой, проливал коньяк во щи. Глубоко подцепляя капусту

ложкой, мешал в тарелке. Бормотал виновато:
    — Не беда, все вместе будет.
    И выпивал, чокнувшись с зятем, Б. В. Калюжным, ныне тоже покойным.
    Валерий Яковлевич не часто являлся на родительской половине. Была у него в том же дом своя квартира, где жил он с женою, Иоанной Матвеевной

и со свояченицей, Брониславой Матвеевной Рунт, одно время состоявшей секретарем „Весов" и „Скорпиона". Обстановка квартиры приближалась к стилю

„модерн". Небольшой кабинет Брюсова был заставлен книжными полками. Чрезвычайно внимательный к посетителям, Брюсов, сам не куривший в ту пору,

держал на письменном столе спички. Впрочем, в предупреждение рассеянности гостей, металлическая спичечница была привязана на веревочке. На

стенах в кабинете и в столовой висели картины Шестеркина, одного из первых русских декадентов, а также рисунки Фидуса, Брунеллески, Феофилактова

и др. В живописи Валерий Яковлевич разбирался не важно, однако имел пристрастия. Всем прочим художникам Возрождения почему-то предпочитал он

Чиму да Конельяно.
    Некогда в этой квартире происходили знаменитые среды, на которых творились судьбы если не всероссийского, то во всяком случае московского

модернизма. В ранней юности я знал о них понаслышке, но не смел и мечтать о проникновении в такое святилище. Лишь осенью 1904 г., новоиспеченным

студентом, получил я от Брюсова письменное приглашение.
Быстрый переход