– Полагаю, вам кто‑то порекомендовал ко мне обратиться? Кто же... гм... послал вас ко мне?
– Порекомендовал? Нет, это не совсем так. Просто я увидел в газете ваше объявление. Никто меня не посылал.
– А... а... – осторожно протянул Шукшин. – А вы хотите брать уроки? Простите мне мою непонятливость, но в наше время мало кто интересуется языками. У меня всего пара постоянных учеников. Вот как обстоят дела. Но сейчас я не могу позволить себе взять больше – у меня мало времени. И к тому же мои уроки стоят довольно дорого. Разве вам недостаточно тех знаний, которые вы получили в школе? Я имею в виду языки.
– Не в школе, – поправил его Киф, – в колледже. – Он пожал плечами. – Боюсь, это старая история: у меня не хватало времени на занятия языками, когда была возможность учить их бесплатно, поэтому теперь я вынужден платить за это. Я собираюсь отправиться в путешествие, видите ли, так что я подумал...
– Вы хотите улучшить свой немецкий?
– И русский тоже.
В голове Шукшина прозвенел тревожный звонок, еще более усилив его беспокойство. Молодой человек лгал, и он знал это. К тому же помимо того, что юноша обладал несомненным талантом к сверхъестественному, к экстрасенсорике, Шукшин испытывал какую‑то странную уверенность в том, что откуда‑то уже знает своего гостя.
– О, даже так? – наконец произнес он. – Тогда вы поистине редкий человек. В наше время мало кто из англичан рискует поехать в Россию, а уж тем более хочет выучить русский язык. Вы едете туда по делам, или?..
– Исключительно ради собственного удовольствия, – прервал его Киф. – Вы позволите войти?
Шукшину совсем не хотелось впускать его в дом, он с гораздо большим удовольствием захлопнул бы дверь перед носом гостя. Но он должен наконец выяснить, кто же этот юноша на самом деле. Шукшин отступил в сторону, а Гарри вошел. Звук захлопнувшейся за спиной двери был похож на стук крышки гроба. Он явственно ощущал враждебность русского, чувствовал его ненависть. Но с какой стати Шукшину ненавидеть его? Ведь он его совсем не знает.
– Я не расслышал ваше имя, – сказал русский, провожая Гарри в кабинет.
Киф был готов к такому вопросу. Он помедлил еще минуту, следуя по пятам за хозяином дома, и, лишь когда они вошли в залитый светом и воздухом, струившимся через открытые окна, кабинет, произнес:
– Меня зовут Гарри. Гарри Киф... отчим. Шедший впереди Шукшин споткнулся о письменный стол. Он замер, превратившись на какое‑то мгновение в каменное изваяние, потом резко обернулся. Киф ожидал подобной реакции, но даже он был удивлен ее резкостью. В обрамлении темных бакенбардов и бороды лицо казалось белым, как мел, а толстые губы тряслись не то от страха, не то от потрясения... а возможно, и от ярости.
– Что? – в хриплом голосе Шукшина слышалось неподдельное изумление. – Что вы такое говорите? Гарри Киф? Это что, шутка?..
Однако, приглядевшись повнимательнее, он вдруг понял, почему этот молодой человек показался ему знакомым. В последний раз он видел его еще ребенком, но черты лица были определенно те же самые. И он был очень похож на свою мать. Во всяком случае теперь, когда Шукшин узнал, кто он, их сходство не вызывало у него сомнений. И что самое главное, мальчик, кажется, унаследовал природные способности матери.
Ее талант! Мальчик, как и его мать, был экстрасенсом, медиумом! Так вот в чем дело! Вот что ощутил в нем Шукшин – отголосок дара матери!
– Отчим? – Гарри изобразил участие. – С вами все в порядке?
Он протянул руку, но Шукшин отпрянул, прижавшись спиной к столу. Кое‑как обойдя стол, он плюхнулся в кресло.
– Это я... от потрясения, – наконец выдавил он. |