– Это я... от потрясения, – наконец выдавил он. – Увидеть тебя здесь, через столько лет! – Он взял себя в руки, облегченно вздохнул и, кажется, почувствовал себя свободнее. – Величайшее потрясение!

– Я не хотел испугать вас, – солгал Гарри. – Я подумал, вам будет приятно увидеть меня, узнать, как я живу. Мне казалось, что настало наконец время познакомиться с вами поближе – ведь вы единственная ниточка, связывающая меня с прошлым, с моим детством, с мамой.

– С твоей матерью? – Шукшин немедленно перешел к обороне. Он быстро собрался с мыслями, лицо его вновь обрело цвет. Совершенно очевидно, что опасения быть раскрытым британским отделом экстрасенсорики абсолютно безосновательны. Киф просто решил нанести ему запоздалый визит, возвратиться в родной дом. Он проявлял искренний интерес к своему прошлому. Но если так...

– К чему тогда вся эта чепуха относительно того, что ты хочешь учить немецкий, русский?.. – рявкнул он. – Если уж ты захотел повидаться со мной, то разве нельзя было обойтись без этой ерунды?

Киф пожал плечами.

– Да, конечно же, это было лишь предлогом для встречи с вами, но в моем поведении не было никакого злого умысла. Мне просто захотелось проверить, узнаете ли вы меня, прежде чем я скажу вам, кто я.

Гарри продолжал улыбаться. Шукшин уже вполне пришел в себя, и лицо его исказилось от гнева, отчего он стал казаться еще более уродливым. Гарри понял, что настало время нанести второй удар.

– В любом случае, я знаю немецкий и русский лучше вас, говорю на них свободнее и сам могу дать вам несколько уроков.

Шукшин очень гордился своими лингвистическими способностями. И теперь он не мог поверить своим ушам. О чем говорит этот щенок? Он собирается учить его? Он что, с ума сошел? Шукшин преподавал языки, когда Гарри и на свете не было! Гордость собой заслонила в душе русского остальные эмоции, даже ненависть, которую он испытывал по отношению к любому экстрасенсу.

– Ха‑ха‑ха! – хрипло рассмеялся он. – Это смешно! Я по национальности русский. Я получал награды за знание родного языка еще в семнадцать лет! Я получил диплом за знание немецкого в двадцать! Я не знаю, откуда в твоей голове возникли эти глупые идеи, Гарри Киф, но то, что ты говоришь, – это сущая ерунда. Неужели ты и вправду так думаешь? Или ты намеренно дразнишь меня?

Гарри продолжал улыбаться, на этот раз уже недобро. Взяв стул, он сел напротив Шукшина продолжая улыбаться прямо ему в лицо. Затем он обратился мыслями к своему старому Другу Клаусу Грюнбауму, бывшему военнопленному, женившемуся на англичанке и после войны осевшему в Хартлпуле. Грюнбаум умер от инфаркта в 1955 году и был похоронен на кладбище поселка Грейфилдс. Тот факт, что их разделяли 150 миль, не имел никакого значения. Грюнбаум откликнулся и заговорил с ним, точнее через него с Виктором Шукшиным, на чистейшем немецком языке:

– Как вам нравится мой немецкий? Вы узнаете, именно так говорят немцы, живущие в Гамбурге? – Гарри минуту помолчал, а затем сменив свой (или, точнее, Грюнбаума) акцент, заговорил снова:

– Может быть, вам больше по душе вот это? Так говорит образованная немецкая элита, интеллигенция, а остальные лишь слепо пытаются подражать этой манере. Или вы хотите, чтобы я выполнил какое‑нибудь трудное задание, например, грамматическое? Возможно, это убедит вас?

– Неплохо, – насмешливо признал Шукшин. Глаза его, поначалу, когда Киф заговорил, широко раскрывшиеся от удивления, сузились вновь. – Прекрасное упражнение на знание немецких диалектов, вы хорошо с ним справились. Но заучить, как попугай, несколько фраз может любой, потратив на это полчаса. Вот русский язык – это совсем другое дело.

Усмешка Кифа стала еще более напряженной.