|
Некромант даже не пытался скрыть раздражение, когда, бросив ему на ходу “Доброе утро”, Боровиц быстро прошел мимо в свой просторный кабинет. Наглухо захлопнув дверь, Боровиц повесил на место пиджак и шляпу и стоял, поскребывая подбородок и размышляя, как бы ему наилучшим образом преподнести принесенные им плохие новости. А они действительно были чрезвычайно плохими, и Боровиц находился в гораздо более ужасном настроении, чем можно было судить по его внешнему виду. Правда, людям, хорошо знавшим характер Боровица, было известно, что в прекрасном расположении духа он находится лишь тогда, когда ему предоставляется возможность проявить свою беспощадность.
Кабинет Боровица был просторным и светлым, выступающие из стены окна выходили на широкое пространство неровной земли, за которым в отдалении виднелся лес. Оконные стекла были, естественно, пуленепробиваемыми. Каменный пол кабинета покрывал великолепный ковер, из‑за беспечности Боровица при курении прожженный во многих местах. Огромный дубовый письменный стол стоял в углу, где, с одной стороны, было больше всего света, а с другой – толстые стены обеспечивали наибольшую безопасность. Вздохнув, Боровиц сел за стол, закурил и лишь после этого, нажав кнопку селекторной связи, произнес: – Борис, зайди, пожалуйста. И будь добр – оставь раздражение за дверью... Войдя в кабинет, Борис громче, чем следовало, захлопнул дверь и кошачьей походкой направился к столу. Он “оставил раздражение за дверью”, а вместо этого на лице его появилась холодное выражение нескрываемого высокомерия. – Ну, – произнес он, – я здесь. – Вижу, – ответил Боровиц без улыбки. – И, мне кажется, я пожелал тебе доброго утра. – Утро было добрым, когда я только пришел сюда, – почти не разжимая губ, ответил Драгошани. – Я могу сесть ? – Нет! – рявкнул Боровиц, – не можешь! И не ходи взад‑вперед, потому что это меня бесит! Ты можешь стоять и слушать меня! Еще никто и никогда не разговаривал с Драгошани в таком тоне. Он был явно озадачен и выглядел так, словно получил пощечину. – Григорий, я... – начал он. – Что? – заорал Боровиц. – Какой я тебе Григорий! Я вызвал вас по делу, агент Драгошани, я вас не в гости пригласил! Оставьте свою фамильярность для друзей, если они у вас еще остались, при вашей‑то наглости, а к старшим извольте обращаться как положено. Ты пока еще не руководитель отдела, и если ты не выбросишь из головы кое‑какие идеи, то можешь никогда им не стать! Бледный от природы Драгошани побледнел еще больше. – Я... я... не понимаю, что на тебя нашло, – заикаясь произнес он. – Что я такого сделал? – Что ты сделал? – теперь Боровиц по‑настоящему разозлился. – Судя по твоей работе – почти ничего, во всяком случае, за последние шесть месяцев. Но именно это я хочу исправить. Так что ты лучше сядь. У меня к тебе долгий и серьезный разговор. Возьми стул. Драгошани, закусив губу, повиновался. Боровиц, крутя в руках карандаш, пристально смотрел на него. Наконец он заговорил: – Как выяснилось, мы не одиноки. Драгошани молча ждал продолжения. – Совсем не одиноки. Нам, конечно, и раньше было известно, что американцы работают над проблемой использования экстрасенсорики в разведывательных целях, но успехов они не добились. Саму идею они нашли “привлекательной”. Для этих американцев все “привлекательно”. Но они работали в этой области без наличия конкретных направлений и целей. Все происходило на уровне экспериментов, радикальных действий они не предпринимали, но относились к самой идее достаточно серьезно. У них не было даже специалистов в этой области. |
