– Скорее... покончи... со всем этим! Будь ты проклят! Будь проклято... твое... черное... сердце... предатель... обманщик! Убей... меня... Тибор! Сделай это! Покончи... со мной! Я... я умоляю тебя!

Он сидел в кромешной тьме под деревьями, среди полуразрушенных плит гробницы, и ужас разъедал его мозг, как крыса, которую заперли в его голове и которая прогрызает путь наружу. Мясорубка вновь пришла в движение, заставив его кишки извиваться красными червячками. Он дернулся и заметался, упав на бок. Невыразимые муки заставили его подняться снова, но лишь затем, чтобы опять упасть. Все то время, пока Тибор насыщался, он продолжал дергаться, кататься по земле, вопить.

"Ты дал мне силу, Драгошани! Да! Силу и мощь я беру от подобных тебе зверей. Но настоящая жизнь – в крови маленького существа, пусть в жидкой и незрелой, как у сидящего внутри тебя моего сына, который бьется и слабеет от потери жизни, так же как ты слабеешь от боли. Но убить его? убить тебя? Нет, нет, ни в коем случае! Разве я могу лишить себя подобных пиршеств в будущем? Мы вместе выйдем в мир, Драгошани, и ты станешь моим рабом до той поры, пока я не отпущу тебя на свободу. К тому времени у тебя больше не останется сомнений по поводу того, почему Вамфири питают друг к другу взаимную ненависть”.

Вампир наконец насытился. Щупальце выскользнуло из тела Драгошани и вновь уползло, скрылось под землей. Его уход был еще более мучителен, чем проникновение, – казалось, чья‑то неосторожная рука выдернула раскаленный добела меч.

Драгошани издал страшный крик – вопль дикого животного, разрезавший холодный воздух и затихший где‑то среди холмов. Но разве Тибор не говорил ему, что Влад именно поэтому носил прозвище “Пронзающий”? Говорил, и Борис теперь понял истоки этого прозвища!

Некромант попытался встать, но не смог – ноги отказывались держать, а мозг был словно растворен в кислоте. Перекатываясь с боку на бок, он расчистил землю вокруг себя, потом вновь попытался подняться. Бесполезно! Одного желания, усилия воли недостаточно! Он неподвижно лежал, всхлипывая в ночи, стараясь собрать в кулак волю и силы. Вампир был прав, когда говорил о ненависти. Именно она поддерживала его, не позволяла потерять сознание. Ненависть, одна лишь ненависть! Его собственная и того существа, которое сидело в нем, – они оба были в ярости.

Наконец ему удалось сесть, и он с яростью посмотрел на черную землю, которая дышала и дымилась, будто из нее исходили адские испарения. Вдруг он заметил, что земля в некоторых местах треснула, потом неожиданно поднялась и стала раскрываться. Из‑под земли возникло Нечто...

Существо приняло сидячее положение – и это было что‑то невообразимое!..

Лицо Драгошани исказилось от отвращения и ужаса! Вот он – Вамфир! Так вот с кем он разговаривал, спорил, кого проклинал и пытался обмануть. Это Тибор Ференци – бессмертное воплощение знамени с изображением дракона, летучей мыши и дьявола. Такого кошмара и ужаса Драгошани и представить себе не мог.

Толстые уши были прижаты к голове, но их заостренные концы стояли выше продолговатого черепа, напоминая рога. Сморщенный нос был изогнут, как у огромной летучей мыши, и прижат к лицу. Кожа была покрыта чешуйками, а глаза горели ярко‑красным огнем, как у дракона. И он был... таким огромным! Появившиеся из‑под земли на уровне груди руки были невероятного размера, а ногти на целый дюйм выступали за концы пальцев.

Драгошани сумел наконец одолеть ужас и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда вампир повернул в его ч сторону волчий череп и уставился чудовищным взглядом красных глаз, которые широко раскрылись.

– Я... я вижу... тебя! – голос его был таким же враждебным и злобным, как те мысленные импульсы, которые ранее доносились до Драгошани из могилы. Но сами по себе слова не несли никакой угрозы” – это, скорее, была простая констатация того, что он мог видеть и что он видел.