Ханнант уставился на Кифа – лицо его при этом абсолютно ничего не выражало. Потом учитель уставился на рисунок в книге. В голове его все кружилось, а по спине прошел холодок, заставивший его поежиться. Какого черта?.. Ведь это он – учитель математики! Но ему нечего было возразить Кифу. Ответ на вопрос и в самом деле не требовал формулы. Здесь вообще не нужна была математика. Для того, кто хоть что‑то смыслил в окружностях, достаточно было элементарных арифметических вычислений в уме. Для того, кто был способен увидеть за деревьями лес. И его ответ, конечно же, верен, он не может не быть верным! Если бы Ханнант немного подумал и отбросил мысль о формуле, он, несомненно, пришел бы к тому же решению. Но Киф нашел решение мгновенно! И его язвительное замечание было совершенно справедливым!

Ханнант понимал, что если бы он повел себя в этот момент не правильно, то потерял бы мальчика раз и навсегда. Он знал также, что если бы это случилось, то он оказался бы не единственным, кто понес утрату. У этого парня и в самом деле был ум, и он обладал... черт возьми, большим потенциалом! Однако, как бы велико ни было его смущение, Ханнанту, просто необходимо было восстановить свой авторитет.

Он заставил себя усмехнуться и произнес:

– Очень хорошо! Только моей задачей, Гарри Киф, было не определение коэффициента твоего умственного развития. Я хотел узнать, знаешь ли ты формулы. Но ты и в самом деле озадачил меня: если ты такой умный, но почему же ты так плохо занимаешься в классе?

Гарри поднялся. Движения его были скованными, почти автоматическими.

– Могу я теперь идти, сэр?

Ханнант тоже встал, пожал плечами и отступил в сторону.

– Твое свободное время принадлежит тебе, – сказал он. – Но если у тебя найдется пять минут, ты все же можешь посвятить их формулам.

Гарри уже уходил – спину он держал очень прямо, движения его были скованными. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся. Луч солнца проник сквозь листву и отразился в стеклах его очков, отчего его глаза стали похожи на звезды.

– формулам? – произнес он все тем же странным, необычным для него голосом. – Я мог бы дать вам такие формулы, о которых вы и мечтать не можете.

Холодный озноб, который ощутил Ханнант, заставил его поверить в то, что Киф отнюдь не хвастает.

Дальше... учитель математики готов был закричать на мальчика, побежать за ним, даже ударить его. Но ноги его, казалось, приросли к месту. Силы совершенно покинули его. Он проиграл этот раунд – полностью! Глядя, как удаляется Гарри Киф, он, дрожа всем телом, снова опустился на скамейку и бессильно облокотился на надгробный камень. Посидев мгновение в такой позе, он вдруг резко отшатнулся, выпрямился, вскочил на ноги и бросился прочь от могилы. Он побежал, но, упав, растянулся на коротко подстриженной траве. Гарри Киф исчезал, теряясь среди надгробных памятников.

Вечер был теплым, нет, он был нестерпимо жарким, но Джордж Ханнант вдруг ощутил смертельный холод. Этот холод витал в воздухе, проникал в сердце, замораживая его. Да, здесь подобному холоду было самое место. И только сейчас до Ханнанта дошло, где и когда он уже слышал человека, говорящего точно так же, как Гарри Киф, с такой же уверенностью, четкостью и логикой. Это было почти тридцать лет назад, когда Ханнант сам был еще ребенком. И человека этого Ханнант не просто уважал. Человек этот был для него героем, почти что божеством.

Все еще дрожа, он встал на ноги, поднял книги Кифа, сложил их в портфель и медленно попятился от могилы.

Надпись, вырезанная на могильном камне и уже частично заросшая лишайником, была очень проста, и Джордж знал ее наизусть:

Джеймс Гордон Ханнант

13 июня 1975 – 11 сент.