Кроме него еще несколько человек находились в комнате за этой дверью. Точнее, там были две смежные комнаты, соединенные внутренней дверью. В меньшей комнате сидели в креслах трое мужчин. Они курили, не отрывая глаз от перегородки, центральная часть которой от пола до потолка представляла собой прозрачный с одной стороны экран для наблюдения. Пол был покрыт ковром; на небольшое столике на колесиках возле кресел стояли пепельница, стаканы и бутылка высокосортного коньяка. Тишину нарушало лишь дыхание этих троих да слабый шум работающего кондиционера. Мягкий свет, льющийся с потолка, успокаивающе действовал на глаза.

Человеку, сидевшему в центре, было около шестидесяти пяти лет, двое других, сидевшие слева и справа от него, были лет на пятнадцать моложе. Каждый из этих двоих считал другого своим соперником. Тот, что постарше, об этом знал – больше того, им так и было задумано. Только это, по его мнению, обеспечит выживание наиболее сильного и способного; только один из них уцелеет, чтобы занять его место, когда неизбежно придет этот день. К тому времени другой уже будет устранен – возможно, политическими методами, но, скорее всего, каким‑либо иным, более хитрым путем. Так что предстоящие годы станут для них испытательным сроком. Да, выживает сильнейший.

У старшего волосы были абсолютно седыми на висках, но при этом широкая прядь черных как смоль волос шла посередине головы, зачесанная от покрытого морщинами лба назад. Потягивая маленькими глотками коньяк, он сделал движение сигаретой. Тот, что сидел слева, пододвинул пепельницу, в которую попала лишь половина раскаленного пепла; другая упала на ковер, который почти мгновенно начал тлеть, и едкий дымок пополз вверх. Сидевшие по бокам не двигались, игнорируя загорание. Они знали, что старший ненавидит любую суету и суматоху. Наконец босс потянул носом воздух и глянул вниз из‑под густых черных бровей, затем придавил тлеющее место ботинком и тер его, пока не потушил окончательно.

По другую сторону прозрачного экрана шли приготовления иного рода. На Западе это назвали бы “психологической самоподготовкой”. Метод был очень прост, даже чересчур прост, если учитывать то, что должно было вскоре произойти: человек, находившийся там, очищал себя. Он разделся догола и, принял ванну, долго и тщательно намыливая и растирая щеткой каждый сантиметр своего тела. Затем он побрился, сняв абсолютно все волосы с тела, за исключением коротко остриженных волос на голове. Он сходил в туалет до и после принятия ванны, причем во втором случае особенно позаботился о чистоте соответствующих частей тела, вымыв их горячей водой и насухо вытерев полотенцем. После этого, все еще оставаясь обнаженным, он отдохнул.

Его метод отдыха всякому непосвященному мог показаться в высшей степени жутким, но он был одной из составляющих процесса подготовки. Человек сел рядом с другим обитателем комнаты, лежавшим на наклонном столе или каталке с рифленой алюминиевой поверхностью, положил согнутые руки на его живот и опустил на них голову. Затем он закрыл глаза и, казалось, уснул минут на пятнадцать. Во всем этом не было абсолютно никакой эротики и даже отдаленного намека на гомосексуализм. Человек на каталке также был обнажен; он был гораздо старше первого, с дряблым телом, морщинистый и лысый, если не считать полоски седых волос на висках. К тому же он был мертв; но даже в смерти его мертвенно‑бледное отечное лицо, тонкие губы и густые седые, сходящиеся у переносицы брови несли на себе отпечаток жестокости.