Но теперь, когда перед ним обнажились внутренности объекта его манипуляций, странное спокойствие овладело обнаженным человеком. Посерев еще больше, если это вообще было возможно, он снова выпрямился, откинулся назад, встав на пятки, красные руки безвольно повисли вдоль тела. Затем он опять наклонился вперед, и его ничего не выражающие голубые глаза принялись неторопливо изучать внутреннее содержимое трупа.

В это время в другой комнате человек, сидевший слева, вцепившись в подлокотники кресла непрерывно делал глотательные движения, его лицо блестело от пота. Тот, что сидел справа, был синевато‑серого цвета, дрожал с головы до ног, тяжело дышал и ловил ртом воздух, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. Однако сидевший между ними бывший генерал армии Григорий Боровиц, ныне глава секретного Агентства развития паранормального шпионажа, был совершенно поглощен происходящим. Его львиная голова склонилась вперед, лицо с тяжелой нижней челюстью выражало благоговение, в то время как он впитывал в себя каждую деталь, каждый нюанс разворачивающегося действа, стараясь по возможности не обращать внимания на мучения сидевших рядом с ним подчиненных. Где‑то в глубине сознания он гадал, станет ли кому‑то из них плохо и кто первым выйдет из игры. И в какой именно момент он откажется от дальнейшего участия в деле.

Под столиком стояло металлическое мусорное ведро, в котором валялось несколько смятых бумажек и окурков. Не отрывая взгляда от экрана, Боровиц наклонился, поднял ведро и поставил его на середину столика, подумав при этом: “Пусть как хотят, так и делят его между собой”. В любом случае, кого бы из них ни начало тошнить первым, другой непременно последует примеру товарища.

Как будто читая его мысли, тот, что сидел справа, задыхаясь, выдавил:

– Товарищ генерал, не думаю, что я...

– Сиди спокойно! – Боровиц топнул ногой и схватил его за колено. – Смотри, если можешь, а если не можешь, сиди тихо и не мешай мне.

Обнаженный человек в это время склонился над трупом, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от открытых внутренностей. Его глаза двигались влево и вправо, вверх и вниз, как будто пытались отыскать что‑то спрятанное там, внутри. Ноздри широко раздулись, и он подозрительно принюхивался. Гладкие брови приняли какую‑то фантастическую форму. Больше всего он в эту минуту напоминал пса, увлеченно преследующего жертву.

Затем... хитрая усмешка скривила его серые губы, блеск откровения – раскрытой тайны появился в глазах. Всем своим видом он как бы говорил: “Да, здесь что‑то есть, здесь что‑то скрывается!"

Откинув назад голову, он громко рассмеялся, но смех быстро оборвался, и он с еще большим вниманием стал изучать содержимое трупа. Нет, этого было недостаточно, тайное не становилось явным. Оно ускользало, и ликование немедленно сменилось гневом.

Яростно шепча что‑то, обнаженный человек, весь дрожа от переполнявших его эмоций, схватил какой‑то тонкий инструмент, острие которого сверкнуло зеркальным блеском. Следуя как будто изначально заведенному порядку, он начал вырезать какие‑то органы, трубки и пузыри, постепенно его действия становились все более жестокими и беспорядочными – и вот уже внутренности, частично или почти полностью выдранные из тела, свисали за край металлического стола причудливыми лоскутами и клочьями. Однако этого все еще было недостаточно, он по‑прежнему искал и не находил чего‑то ускользающего от его взгляда.

Он издал пронзительный крик, и звук, донесшийся из динамика в другой комнате, скорее напоминал скрип мела по школьной доске или скрежет лопаты по льду. С ужасной гримасой на лице он начал отрезать висящие куски плоти и расшвыривать их вокруг себя.