– Драгошани, – снова произнес Боровиц, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче, – вы слышите меня?

К тому моменту как коллеги Боровица пришли в себя и тоже подошли к экрану, обнаженный человек уже смотрел в их сторону. Борис Драгошани словно впервые осознал, что стоит перед экраном – с его стороны это было просто матовое окно, состоящее из множества освинцованных стеклышек. Он смотрел прямо на них, и могло показаться, что он их видит, но взгляд его при этом напоминал взгляд слепого.

– Да, я слышу вас, товарищ генерал. Вы были правы – он намеревался уничтожить вас.

– А... Хорошо! – Боровиц загнул толстый палец на левой руке. – Сколько еще сообщников у него было?

Драгошани выглядел изможденным. Серый цвет его кожи постепенно исчезал – руки, ноги и нижняя часть туловища уже приобрели естественную телесную окраску. В конце концов он был обыкновенным человеком и сейчас находился на грани обморока. Небольшое на первый взгляд усилие, когда он поднял металлический стул, чтобы сесть, лишило его остатков сил. Положив голову на руки и уперев локти в колени, он сидел, уставившись себе под ноги.

– Итак? – произнес Боровиц.

– Еще один, – не поднимая головы откликнулся наконец Драгошани. – Кто‑то очень близкий к вам. Его имени я не смог узнать.

Боровиц был разочарован.

– Это все?

– Да, товарищ генерал.

Драгошани поднял голову и снова посмотрел на экран – в его прозрачно‑голубых глазах появилось почти умоляющее выражение. С фамильярностью, в возможность которой подчиненные Боровица едва ли могли поверить, Драгошани сказал:

– Пожалуйста, Григорий, не спрашивай меня об этом. Боровиц молчал.

– Григорий, – снова заговорил Драгошани, – ты мне обещал...

– Многое, – торопливо оборвал его Боровиц. – Да, ты получишь обещанное. Многое! Как бы мало ты ни дал, я возмещу тебе многократно. Сколь бы малы ни были твои услуги, СССР будет в высшей степени признателен и благодарен тебе, как бы долго ни пришлось ждать этого признания.

Ты проник в поистине космические глубины, Борис Драгошани, и я знаю, что ты более храбр, чем любой космонавт. Что бы там ни писали в научно‑фантастических романах, там, где они летают, нет никаких чудовищ. Но за теми границами, которые пересекаешь ты, обитает ужас! Я знаю об этом...

Человек в другой комнате выпрямился, по телу его пробежала сильная и продолжительная судорога, кожа вновь приняла серый оттенок.

– Да, это так, Григорий, – сказал он. Хотя Драгошани и не мог этого видеть, Боровиц кивнул головой и произнес:

– Тогда ты понимаешь?

Обнаженный человек вздохнул и опустил голову.

– Что ты хочешь узнать?

Боровиц облизнул губы, еще ближе придвинулся, склонившись к экрану:

– Имя человека, состоявшего в заговоре вместе с этой выпотрошенной свиньей, и доказательства, которые я могу представить Президиуму. Без этого опасности подвергаюсь не только я, но и ты тоже. Да, и весь отдел в целом. Запомни, Борис Драгошани, в КГБ есть люди, которые с удовольствием выпотрошат нас, если только им предоставится такая возможность!

Ничего не ответив, человек вернулся к тележке, на которой лежали останки. Он остановился возле истерзанной плоти, и на лице его ясно читалось намерение продолжить надругательство. Он глубоко вдохнул, расправляя легкие, медленно выдохнул, снова несколько раз вдохнул и выдохнул. С каждым разом его грудь расширялась все больше и больше, а кожа приобретала все более глубокий синевато‑серый цвет. Так прошло несколько минут. Наконец взгляд его остановился на хирургических инструментах, лежавших в чемоданчике.

Теперь уже даже Боровиц был выбит из равновесия, взволнован и нервозен.