Достоевский искал пути выхода из кризиса,
но все они перекрыты. Это был вождь в самом глубоком смысле этого слова. Он перебирал разные варианты, останавливаясь на тех, где виделись хоть
какие то, пусть и небезопасные, перспективы, и пришел к выводу, что для человечества – в его настоящем виде – будущего нет. И, в конце концов,
нашел прибежище в Боге.
– Не совсем похоже на того Достоевского, которого я знаю, – сказал я. – Слишком уж безысходно.
– Вовсе нет. Скорее реалистично, в духе «сверхчеловека». Достоевский, конечно, не мог верить в тот загробный мир, о котором твердит церковь. Все
религии предлагают нам подслащенную пилюлю. Они хотят, чтобы люди проглотили то, чего не в силах принять. Смерть. Человек никогда не смирится с
ее неизбежностью, никогда не успокоится… Но я отвлекся. Достоевский понимал, что пока человеку грозит гибель, тот не примет безоговорочно жизнь.
Он был глубоко убежден в том, что человек может жить вечно, пожелай он того всем сердцем, всем своим существом. Причин для смерти нет, совсем
нет. Мы умираем потому, что теряем веру в жизнь, боимся отдаться ей полностью… Эта мысль возвращает меня в настоящее время, в сегодняшнюю жизнь.
Разве все паше существование не есть лишь пролог к смерти? Отчаянными попытками сохранить себя, сберечь все, сотворенное нами, мы только
навлекаем на себя смерть. Мы не отдаемся жизни – мы боремся со смертью. Это не означает, что нами утрачена вера в Бога – просто мы не верим в
самое жизнь. Жить опасно – согласно Ницше, жить нагим и бесстыдным. Говоря другими словами, надо верить в жизнь и перестать бороться с
призраками, зовущимися смертью, болезнью, грехом, страхом и т. д. Мир фантомов! Именно такой мир мы создали. Возьмите хоть военных, все время
кричащих о враге. Священники постоянно твердят о грехе и вечных муках. Юристы – о преступлении и наказании. Врачи – о болезнях и смерти. А взять
наших педагогов, этих олухов, повторяющих как попугаи прописные истины, они не способны воспринять никакую идею, если та не находится в
обращении сотню, а то и тысячу лет. Что уж говорить о сильных мира сего – там, наверху, обосновались самые бесчестные, самые лицемерные, самые
запутавшиеся и напрочь лишенные воображения людские экземпляры. Вот вы говорите, что озабочены судьбой человека. Удивительно, что человечество
сумело сохранить хотя бы иллюзию свободы. Как я уже говорил, все ходы перекрыты – куда бы вы ни направились. Но каждая стена, каждый барьер,
каждое препятствие на пути – наших рук дело. Не надо все валить на Бога, дьявола и случай. Пока мы бьемся над своими проблемами, Создатель
дремлет. Он позволил нам лишить себя всего, кроме разума. Именно в разуме нашла последнее прибежище жизненная сила. Все проанализировано и
разложено по полочкам. Возможно, теперь сама пустота жизни обретет значение и предоставит материал для анализа.
Стаймер внезапно замолк и какое то время не шевелился, затем оперся на локоть.
– Криминальная грань разума! Не помню, где я слышал или видел эту фразу, только она не выходит у меня из головы и могла бы стать названием той
серии книг, которые я собираюсь написать. Слово «криминальный» само по себе производит потрясающее впечатление. В наши дни оно полностью
утратило смысл, и тем не менее – как бы точнее выразиться? – это самое значительное слово в языке. Преступление… Само понятие внушает
благоговейный трепет, ибо уходит корнями в глубь веков. Когда то я считал слово «бунтарь» величайшим на свете. А произнося слова «преступление»,
«криминальный», чувствую некоторое смущение, потому что не всегда понимаю, что эти слова означают. |