После окончания нашей дневной работы – а я, надо сказать, не собираюсь работать до
изнеможения – вы будете предоставлены самому себе и вольны делать что заблагорассудится. Со мной вы будете все равно что один – даже если бы нам
пришлось жить в одной комнате. Куда мы поедем – безразлично, главное, чтобы в другую страну. Жить здесь – все равно что на Луне. С коллегами я
разошелся. Ничто не заставит меня участвовать в их мышиной возне. Ничего достойного – по крайней мере на мой взгляд – здесь не делается.
Возможно, мне тоже не удастся совершить ничего выдающегося, но я все же получу удовлетворение, делая то, во что верю… Послушайте, может быть, я
не совсем точно выразился относительно Достоевского. Если вам не скучно, эту тему можно развить. Мне кажется, что после смерти Достоевского мир
вступил в совершенно новую фазу развития. Достоевский подвел итог современной истории, сделав для нового времени то же, что Данте – для
средневековья. Современная история – неточное название, скорее, переходный период, передышка, данная нам для того, чтобы человек пережил смерть
души и приспособился к иному бытию. Теперь мы влачим абсурдное, призрачное существование. Вера, надежда, принципы, убеждения, на которых
держалась наша цивилизация, – все ушло. Их не воскресить. Примите это на веру. Отныне нам придется жить только разумом. А это означает
уничтожение… самоуничтожение. Вы спросите – почему? Могу ответить одно: человек не может жить только разумом, он не так задуман. Он должен жить
всем своим существом. А тайна такого тотального бытия утрачена, забыта, похоронена. Цель нашего пребывания на земле – найти себя и жить,
исполняя свое предназначение. Но это не для нас. Это дело отдаленного будущего. Проблема в том, что делать сейчас. И вот тут вступаю я.
Позвольте кратко объяснить, что я имею в виду… Все, что мы подавляли в себе с начала цивилизации – вы, я, все люди, – теперь должно выйти
наружу. Нам надо узнать, кто мы на самом деле. А кто мы, как не последние плоды дерева, которое не способно больше рождать? Поэтому нам
предназначено пасть в землю, подобно семенам, чтобы взошло что то новое, совсем иное. Время, прогресс теперь ничего не решают – требуется новый
взгляд на вещи. Другими словами, новый молодой аппетит. А пока жизни нет – только ее подобие. Мы живем разве что в снах. Наш разум
сопротивляется смерти. Разум – вещь упрямая и более таинственная, чем самые фантастичные видения теологов. Допускаю, что нет ничего на свете,
кроме разума… Я имею в виду не тот земной, ограниченный разум, что мы знаем, а великий Разум, в который погружено все живое, – Разум,
пронизывающий всю Вселенную. Позвольте напомнить, что Достоевский был не только удивительным знатоком человеческой души, он чувствовал Разум и
дух Космоса. Именно поэтому его нельзя сбросить со счетов, хотя, как я уже говорил, то, что он представлял, более не существует.
Тут я его перебил.
– Простите, – сказал я, – но что, по вашему мнению, «представлял» Достоевский?
– На этот вопрос в нескольких словах не ответишь. Никто не ответит. Он принес нам откровение, а остальное зависит от нас – как мы это откровение
примем. Некоторые находят себя в Христе, но можно найти себя и в Достоевском… Вам что нибудь говорят мои слова?
– И да, и нет.
– Я хочу сказать, что у современного человека нет надежды на будущее. Нас обманули – во всем обманули. Достоевский искал пути выхода из кризиса,
но все они перекрыты. |